Павел Судоплатов - Победа в тайной войне. 1941-1945 годы

Побеги 1937–1939 годов созвучны предательским побегам сотрудников советской и российской разведок в 1980—1990-е годы. Оправдать нынешних предателей угрозой политических расправ невозможно. Но, к сожалению, В. Кирпиченко, как руководитель трудов по истории разведки, и работники пресс-бюро внешней разведки О. Царев и другие стремятся оправдать побеги 30-х годов угрозой репрессий. При этом В. Кирпиченко утверждает, что репрессий в разведке после развенчания Сталина не было. Но это же заведомая неправда. Руководство разведки даже после XX съезда КПСС препятствовало вплоть до 1971 года реабилитации Серебрянского, «поскольку разыскать рабочее дело Серебрянского и установить, какую пользу он принес советской разведке», по ее заключению, «не представлялось возможным».

Неприглядно выглядят внешняя разведка и Разведупр Генштаба в судебной расправе над нелегалом А. Гуревичем в 1958 году, который был реабилитирован несмотря на противодействие, военной разведки в 1990 году.

М. Штейнберг вместе с женой был осужден по инициативе внешней разведки по возвращении домой, несмотря на заверения работников разведки не привлекать его к уголовной ответственности в 1957 году. Судили его тайно, без защитника. В приговоре записано, что «применять к нему высшую меру наказания нецелесообразно ввиду отсутствия фактического ущерба от его деятельности». Тем не менее он был осужден на 12 лет тюрьмы, а жена Эльза — на пять лет по 58-й статье. Эльза вообще была не виновна, поскольку выполняла его приказания как подчиненный сотрудник. Я неприязненно отношусь к Штейнбергу, конфликтовал с ним в тюрьме, но дело его сфальсифицировано, и руководство разведки знало об этом, направляя каждый раз отрицательные заключения по его заявлениям Хрущеву (в 60-е годы) и в прокуратуру.

Наконец, еще более возмутительный пример в отношении целой семьи нелегалов Марковых. Они были захвачены американцами в Аргентине в 1970-е годы в связи, как говорят, с предательством О. Гордиевского. По отношению к ним руководство разведки и председатель КГБ Ю. Андропов осуществили акт вопиющего политического произвола — внесудебную репрессивную высылку всей семьи из Москвы. Неужели господину Кирпиченко, начальнику нелегальной разведки в 70-е годы, не стыдно за этот произвол, который почему-то генерал-лейтенант внешней разведки в отставке Виталий Павлов назвал «бериевским рецидивом в истории наших операций за рубежом».

Я пишу «почему-то» не случайно. В. Павлов сам причастен вместе с другими молодыми лейтенантами — выпускниками разведывательной школы в 1938 году, к огульным гонениям на заслуженных работников разведки в 1939 году при Берии. Ведь именно по справке, подготовленной Павловым, из органов была изгнана легендарная разведчица Е. Зарубина, как принятая на работу врагами народа и имеющая родственников за границей. Позднее, в 1946 году, по аналогичным клеветническим материалам — выпискам из показаний арестованных в 1938-м — из разведки в возрасте 50 лет был уволен и ее муж генерал-майор В. Зарубин.

Вместе с тем в 1930—1950-е годы наличие в личном деле материалов о репрессированных родственниках для результативных работников не было препятствием для прохождения службы в органах разведки. Так, Е. Зарубина, Б. Афанасьев, А. Коротков были направлены за границу по официальной линии Берией в 1940 году несмотря на наличие таких компрометирующих материалов.

30—40-е годы были переломными. Аппарат органов разведки в те годы был небольшим. Люди знали друг друга. И высокая идейность тех лет, чистота порывов людей была немаловажным фактором защиты наших кадров в отдельных случаях. У руководства органов разведки просто не было другого выхода. Оперативные вопросы требовали использования людей несмотря на «компрометирующие материалы». Такое стало невозможным в 50—60-е годы, когда выбор у кадровиков расширился. Склоняя голову перед памятью погибших и репрессированных, горжусь, что, совершая ошибки, я защитил известных мне людей от гонений. Таких результативных работников, как Д. Быстролетов и М. Яриков, по возможности вытаскивал из тюрем. В свой актив из моих современников, кроме меня и Эйтингона, это никто не может записать.

В механизмах и обстоятельствах репрессий и чисток в разведке и органах безопасности в 1930—1950-е годы нам надлежит определиться и разобраться сейчас беспристрастно на фоне обвальных реорганизаций в российских спецслужбах, участившихся случаев предательств и побегов во внешней разведке. Это позволит избежать огульных кампаний и чисток кадров, которые имели пагубные последствия для эффективной работы советских и российских спецслужб как в 30—50-е годы, так и в наше время.

Роль разведки накануне войны, причем как военной, так и политической, сводят, к сожалению, в основном к предупреждениям о сроках начала фашистской агрессии. Между тем разведки Красной Армии и органов НКВД выполнили свою историческую миссию в правильном ориентировании руководства страны и военного командования в отношении неизбежности будущих военных действий. Вся разведывательная информация об усилении немецкой группировки войск против Советского Союза была реализована в предложениях Наркомата обороны об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Дальнем Востоке с учетом реально складывающейся обстановки.

Правительство сделало безошибочный вывод о том, что угроза войны надвигается неумолимо и что главным театром военных действий станет Западное направление. Надо отметить, однако, что эти выводы были сделаны не на основе документальных данных о конкретных замыслах противника, а благодаря компетентной ориентировке в военно-экономической и внешнеполитической обстановке. Поэтому не совсем оправданно мнение о том, что информационно-аналитическая работа была поставлена плохо. Если быть точнее, то нужно отметить, что информационно-аналитической работе не уделялось должного внимания, нами не были вскрыты дезинформационные акции разведки противника и его сателлитов в канун развязывания войны.

Руководство Наркомата обороны и Генштаб стремились не допустить создания противником на наших границах группировки, которая обладала бы подавляющим превосходством над Красной Армией. Достижение хотя бы равновесия сил на границе было важнейшим направлением военной политики сдерживания Гитлера от броска на Россию. Говорю об этом не понаслышке.

В начале 1941 года Меркулов приказал мне и начальнику военной контрразведки В. Михееву прибыть на совещание руководства Разведупра Красной Армии и Оперативного управления Генштаба, на котором обсуждалась военно-политическая обстановка в Европе в летней кампании.