Мариам Ибрагимова - Диалог с тайным советником Сталина

После жены Сталина вы, Николай Алексеевич Лукашов, были самым близким человеком вождя (может быть, были даже ближе, чем она) и знали то, чего не знала даже Надежда Сергеевна и жёны других обитателей Кремля.

Почему же умолчали об оргиях, устраиваемых по ночам в Кремле и на дачах?

Быть может, и вы были участником тех попоек, которые генсек, уже пользовавшийся неограниченной властью, устраивал с дружками в потайных хоромах? Ведь это были не просто весёлые застолья с приятными зрелищами, а нечто более пикантное.

Для увеселения вождя и его приближённых под прикрытием ночи доставлялись не просто звёзды столичных театров, а самые юные красавицы-танцовщицы и певуньи театров и ансамблей. И, конечно же, всех их потом осыпали градом орденов, медалей, званиями лауреатов Сталинской премии.

Все они становились приближёнными к правящей элите, прикреплялись к закрытым правительственным кормушкам, где лучшие товары, меха, ювелирные изделия отпускались почти за бесценок по сравнению с тем ширпотребом, который предназначался для широких масс трудящихся.

Среди балерин, которым Сталин оказывал внимание, называли Марину Семёнову и Ольгу Лепешинскую. Из певиц говорили о Валерии Барсовой и Наталии Шпиллер. В постели вождя побывали красавица Бронка Металликова, жена Поскрёбышева, Валя Истомина, в обязанности которой входило накрывать стол самому вождю и стелить ему постель, Женя Аллилуева и много других, тайны которых мы уже никогда не узнаем.

Молва связывала его с Верой Давыдовой.

Однажды Вера Александровна нашла после спектакля у себя в кармане шубы записку: «Около Манежа Вас будет ожидать машина. Шофёр доставит Вас на место. Записку сохраните».

Со смешанными чувствами певица проследовала в назначенное место. Она была замужем, мужа любила и отлично понимала, что произойдёт.

Страх мешался с ощущением избранности. Её отвезли на дачу Сталина. Он сидел уже за накрытым столом.

«После крепкого горячего кофе, вкуснейшего грога стало совсем хорошо. Боязнь и растерянность улетучились. Я пошла за ним. Оказалось, что И.В. ростом ниже меня. Мы вошли в комнату, где стояла большая низкая кушетка. Сталин попросил разрешения снять френч.

На плечи он накинул восточный халат, сел рядом, спросил: «Можно потушить свет? В темноте легче разговаривать». Не дождавшись ответа, он погасил свет.

И.В. меня обнял, умело расстегнул кофточку. Сердце мое затрепетало. «Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..» На мой жалкий лепет он не обращал никакого внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я ещё раз попыталась вырваться, но всё было напрасно» (из книги Гендлина «Исповедь любовницы Сталина»).

Примеру новоявленной столичной аристократии следовали советские партийные функционеры на периферии.

Княжившие на местах, они пользовались теми же правами и привилегиями, что и вождь со товарищи в Москве.

Не все, но многие из них вели себя как эмиры, ханы, только, в отличие от последних, делали это тихо, уединённо, подальше от глаз людских — для этого и строились спецдачи, охотничьи домики с саунами. Лишь ограниченный круг обслуги знал обо всех интимных сторонах жизни новоявленных господ.

Мне думается, господин Лукашов, что Надежда Сергеевна Аллилуева испытывала к вам, как и к Берии, неприязнь, как к человеку с тёмным прошлым, если так можно выразиться. То же самое испытывали и вы к ней.

Иначе чем объяснить ваши несправедливые, унижающие её женское достоинство обвинения. Ведь вы писали социально-биографический роман, зачем же смешивать нездоровый быт с циничной бульварщиной?

В расчёте на дешёвую сенсацию? Вот вы же сами пишете, что редко бывали в квартире Сталина, тогда как Серго Орджоникидзе и Николай Бухарин были друзьями семьи, очень уважаемыми Надеждой Сергеевной.

Однако вы в курсе всех семейных неурядиц, интимных отношений Сталина с Аллилуевой. Откуда вы можете знать о сокровенных проявлениях физических начал молодой жены вождя и её безудержных желаниях?

И то, что неспособность Иосифа Виссарионовича удовлетворить жену раздражала его? За этим следует гнусная ложь: «А рядом оказался молодой мужчина-пасынок, обожествлявший молодую мачеху».

И вы утверждаете, что она стала демонстрировать свои интимные отношения? Вы не знаете психологию кавказских мужчин, тем более сыновей, для которых отец — бог в доме.

А Надежда Сергеевна, как женщина высокопорядочная, мать, не с плотской страстью, а с материнским сочувствием относилась к Якову — парню скромному, не лишённому благородных черт, не знавшему отцовской ласки, досыта хлебнувшему из чаши нужды и лишений.

Сталин не только не любил, он терпеть не мог собственного сына, как не терпел всех, кто знал его позорное прошлое. А Яков знал, кем был его отец в молодые годы и как его несчастная мать носила узелки с передачами, и заметьте, не политзаключенному, а профессиональному уголовнику с социального дна.

Кощунственную неприязнь вы проявляете и к Ольге Федоренко — матери Надежды Сергеевны. «Оля Федоренко — натура чрезвычайно сексуальная, в свои молодые годы уже сходила с ума от сладострастия и готова была броситься на первого попавшегося мужчину».

Откуда это вам знать? С ней вы познакомились, когда она была в летах, бабушкой. С чувством отвращения читала я красочно описанную вами сцену, отображающую дикую страсть «чёрной розы», сутками предававшейся разврату.

«Яма» Куприна с продажными обитательницами притона блекнет по сравнению с действиями вашей героини. Как вы могли такое придумать и так очернить женщину, преданную жену, мать троих благовоспитанных детей?

Рассказать вам такое, если она вменяема, Ольга Евгеньевна не могла. Двойственность характеристик героинь романа говорит не в вашу пользу.

Вы же сами пишете, что Ольга Евгеньевна, как хорошая жена, помогала мужу в годы его подпольной деятельности. Было ли у хорошей хозяйки, обслуживающей семью из пяти человек — которых она обстирывала, обшивала, которым трижды в день готовила пищу, доставала продукты в те трудные годы, — время и желание предаваться разврату, если к концу дня она валилась с ног?

Нет, вы, Николай Алексеевич, всё-таки фантазёр и выдумщик, в чём я не раз убедилась, читая вашу исповедь…