Владимир Бушин - Я все еще влюблен [Роман в новеллах]

– В газете? – изумился капрал. – Что мне там делать? Чего я там забыл?

– Вот видите! – стараясь повторить укоризненный тон собеседника, сказал Маркс. – А берете на себя смелость судить о ней.

– У нас демократия, – вставил сержант.

– Демократия, господа, не сводится к праву унтер-офицеров судить о прессе. – Маркс сильным щелчком отправил газету обратно к капралу. – Она также предполагает, в частности, право прессы судить об унтер-офицерах и даже генералах. Впрочем, я извиняю вам ваши слова о демократии ввиду необычайной новизны для вас этого предмета. Однако позвольте окончательно уточнить, от чьего же имени вы ко мне пожаловали – от имени восьмой роты или шестнадцатого полка, от имени генерала Врангеля или всей прусской армии?

– Мы пришли от восьмой роты, – сурово сказал Блох. – Надеемся, перед остальными вы ответите в будущем особо.

– О будущем, капрал, вы знаете, вероятно, не больше, чем ваш коллега о демократии, и это, конечно, вас тоже извиняет. – Маркс как бы в прискорбии и сочувствии склонил голову. – Ответьте лучше, что же вы от меня хотите?

– Прежде всего мы хотим заявить вам, что вся восьмая рота чувствует себя оскорбленной вашей заметкой. – Капрал произнес эти слова, по всей видимости, так, как произносил в свое время слова присяги.

– Только подписи всех солдат, унтер-офицеров и офицеров восьмой роты могли бы убедить меня в правильности вашего заявления, – сказал Маркс.

– Мы представим эти подписи! – тотчас отозвался сержант.

– Напрасный труд. – Маркс устало махнул рукой. – Дело в том, что заявление господина Блоха не представляет для меня никакого интереса и я не придаю ему значения.

– То есть как это не придаете? – И капрал, и сержант в искреннем удивлении даже подались вперед.

– До заметки, так взволновавшей вас, господа, – назидательным тоном проговорил Маркс, – мне нет никакого дела, потому что она помещена под чертой и, следовательно, считается объявлением.

– Объявлением? – Унтер-офицеры подались вперед еще больше.

– Да, всего лишь объявлением. А за такого рода публикации я ответственности не несу. Я подписываю только то, что над чертой.

– А кто же за это отвечает? – несколько удрученно спросил капрал.

– Я не намерен консультировать вас по таким вопросам. Могу лишь сообщить, что вы имеете возможность опубликовать возражение, причем бесплатно. Хотите?

Маркс придвинул к себе листок чистой бумаги, быстро написал на нем несколько строк и протянул унтер-офицерам:

– Например, вот такой текст.

Капрал и сержант склонились над листком и прочитали: «Мы, солдаты, унтер-офицеры и офицеры восьмой роты 16-го пехотного полка, единодушно утверждаем, что наш ротный командир капитан фон Уттенхофен никогда не спекулировал казенным топливом, не воровал чужих кур, не соблазнял невинных девиц, а также чужих жен».

– При чем здесь куры, девицы? – серьезно и озабоченно спросил капрал.

– Ну, если вы не гарантируете поведение своего командира в отношении чужих кур, чужих жен и девиц, то можно это место сократить.

– Нет, мы уверены! Вполне уверены!

– А тогда в чем же дело?

«Действительно, в чем же дело?» – мучительно ворочал мозгами капрал и никак не мог выбраться из простенькой ловушки, расставленной собеседником.

– Странно как-то… – нерешительно протянул он.

– Что же странного? Раз это правда, раз вы уверены…

– Да он смеется над нами, господин капрал! – воскликнул наконец, видимо, более сообразительный Эбнер.

– Смеется? – удивился капрал.

– Конечно! А кроме того, нам никто не поручал печатать опровержение. Нам поручили одно – узнать имя автора заметки. И будьте любезны, господин Маркс, сообщите нам его, иначе…

– Господа! – прервал Маркс сержанта. – Если вы не хотите печатать опровержение, то у вас есть еще один вполне демократический способ выразить ваш протест – вы можете подать на газету в суд.

– Ну уж нет! – покачал головой капрал. – Слышали мы, как недели три тому назад вас судили два дня кряду, и знаем, чем это кончилось. Мы не можем честь своей роты и ее командира вверить судейским слюнтяям. Мы сами за нее постоим. А для этого нам нужно имя борзописца, который накатал заметку. Вы нам его сообщите, сударь, в противном случае мы больше не станем сдерживать своих людей, и дело может кончиться плохо.

Открылась дверь, и вошла Женни. Не обращая никакого внимания на унтер-офицеров, она спросила:

– Карл, ты не забыл, что тебя ждет господин Энгельс?

Маркс, собравшийся было уже что-то ответить на брошенную ему угрозу, встал из-за стола и, сказав «Я сейчас», вышел вместе с женой.

Унтер-офицеры оторопело переглянулись.

– Ты слышал, что она сказала? – полушепотом спросил Блох. – Его ждет господин Энгельс! Уж это не полковник ли Энгельс, второй комендант города?

– Тут все возможно, господин капрал, – тоже полушепотом ответил Эбнер. – Но, если мне память не изменяет, у них в газете есть какой-то свой Энгельс, его, кажется, тоже судили вместе с Марксом.

– Судили, но оправдали? Ох и влипнуть мы с тобой можем, дружок, а заодно с нами и ротный… Черт дернул нас назвать свои имена!

– Может быть, улизнем, пока он не вернулся? – робко предложил сержант.

– А как же имя автора заметки? – нерешительно промямлил капрал, хотя мысль сержанта показалась ему весьма соблазнительной…

Когда Маркс вошел в комнату, где сидел Энгельс, тот встретил его нетерпеливым восклицанием:

– Ты долго еще намерен с ними возиться? Гони их в шею! Иначе я, гвардии бомбардир, сделаю это сам. Нам надо обсудить передовую статью воскресного номера, а ты тратишь время на этих ослов!

Маркс кратко рассказал, о чем у него идет речь с унтер-офицерами, и, пообещав скоро разделаться с ними, уже направился к двери, как вдруг Энгельс остановил его:

– Карл, возьми вот эту штуку!

Маркс оглянулся и увидел, что Энгельс протягивает ему пистолет.

– Зачем?

– Возьми, возьми. Он, правда, незаряжен, но все равно. И сунь его в карман вот так, чтобы рукоятка торчала и была хорошо видна.

Маркс засмеялся, но все-таки позволил другу сунуть пистолет в карман своего сюртука именно так, как он хотел, и пошел опять к своим визитерам. Он стремительно пересек комнату, подошел к своему креслу, но не сел, принимая в расчет, что иначе унтер-офицеры не увидят то, что у него в кармане. Они заметили сразу. Капрал весь напрягся и побледнел, а сержант словно прилип взглядом к пистолету.

– Итак, господа, – Маркс скрестил руки на груди и смотрел сверху вниз на сидящих унтер-офицеров, – пора кончать нашу затянувшуюся беседу. Тем более что вы перешли к угрозам, к запугиванию и тем самым сделали продолжение разговора совершенно бесперспективным. Этим способом от меня еще никто ничего не добивался. Если вы приведете сюда всю свою восьмую роту или даже весь шестнадцатый полк, то и тогда я не назову вам имени автора заметки о капитане Уттенхофене.