Владимир Чиков - Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

Встреча с итальянским дельцом Витторано Романо тоже ничего не прояснила: он считает, что Кастро вынудили уехать навсегда из Италии три важных обстоятельства — политическое разочарование в дипломатии, финансовый крах коммерческого дела в Милане и, конечно же, неподходящий климат для его больной супруги.

На мой взгляд, лучшим доказательство того, что никаких конкретных сведений о провале Кастро нет, является расследование итальянского правительства, которое имеет свою разведку. Она, без сомнения, внимательно следила за персоналом иностранных представительств, как это делается в любой другой стране, но в данном случае это расследование ничего не дало: следов мистического исчезновения посла Теодоро Кастро не обнаружено.

Вывод. Легенда отъезда Макса и Луизы из Италии и Швейцарии не вызывает сомнений, но их окончательное и странное исчезновение вызвало много разных кривотолков, не имеющих никаких оснований для опасений в возможной расшифровке советских разведчиков-нелегалов.

Бланко.

28.07.54 г.»

Из Цюриха Бланко привез 23 письма, адресованных в швейцарский банк на имя Теодоро Кастро и Луизы. Оказалось, что ответили им все те, кому были отправлены письма, в которых высказывалось намерение семьи Теодоро Кастро уехать из Швейцарии в Латинскую Америку.

Когда эти письма передали для анализа и обобщения Григулевичу, он подумал о том, что, наконец-то, его возвращают к работе в разведке. Но это было разовое поручение, непосредственно связанное с операцией вывода его из Италии. Ознакомившись с содержанием писем, он подготовил аналитическую справку, в которой отмечалось:

«1. Все мои корреспонденты выражают сожаление, что мы были вынуждены уехать из Италии из-за болезни Луизы, все желают нам самого лучшего, многие выражают надежду на наше возвращение в Европу и просят писать. Паскаль и другие авторы писем удручаются, что я отказался от блестящей дипломатической карьеры в момент, когда, казалось, дошел до самых ее вершин. Большинство корреспондентов расточают мне комплименты как дипломату, представлявшему с честью «свою» страну в Европе.

2. Судя по письму Паскаля, у него усиленно добивались узнать о моем местопребывании министр иностранных дел Италии, костариканский посол во Франции Одубер, звонивший ему несколько раз из Парижа, и бывший консул Коста-Рики в Риме Джузеппе Туччи.

3. Наибольший интерес представляет письмо посла Одубера. Мне известно, сказал он, что итальянское правительство хотело, чтобы после избрания нового президента в Коста-Рике послом в Риме оставался я. Одубер предварительно запрашивал президента Фигереса, что он думает об этом. Фигерес ответил, что не только послом будет назначен Бонефиль Кастро, но возможно и министром иностранных дел Коста-Рики.

Одним словом, все произошло по строгому дипломатическому церемониалу. Я исчез приличным и уважаемым послом, и это, конечно, положительный факт. И еще: шеф протокола итальянского МИДа барон Скамакка, президент Коста-Рики Фигерес и прочие официальные лица выражают свое сожаление о моем исчезновении […].

Повторяю, все эти письма не позволяют мне сделать определенные, объективные выводы. На поверхности вроде бы все в порядке, однако некоторые моменты остаются невыясненными […].

Макс».

Чуть ниже подписи сделана приписка старшего помощника начальник отдела ЛГУ КГБ при Совете министров СССР Льва Воробьева:

«В результате изучения мною полученной из цюрихского банка корреспонденции на имя Теодоро Кастро и подробного обсуждения с Максом положения с его легализацией в настоящее время выявилось следующее:

1. Уход Макса с поста костариканского посла в Риме в глазах его окружения и заграничных связей выглядел вполне естественным.

2. Каких-либо оснований для подозрений на то, что к концу 1953 года Макс находился под угрозой провала, в полученных письмах нет. Не является следствием возникших подозрений и неожиданное назначение на пост посла Коста-Рики в Риме Анхеля Кото вместо Макса. Скорее всего, это результат интриг или же воли того или иного высокопоставленного лица в Коста-Рике (например, самого президента Фигереса).

Говоритъ же о том, что кто-то из знакомых Макса в период его нелегальной деятельности за рубежом мог догадываться, что он является советским разведчиком, тоже никаких оснований нет. Таким образом, можно сделать единственный вывод о том, что в операции по выводу супружеской пары нелегалов из Италии в ходе ее реализации и после ее завершения расшифровки Макса не допущено. Документы и легенды Макса и Луизы ни у кого сомнений не вызывали».

Начальник отдела спецуправления «С» ПГУ КГБ Виталий Григорьевич Павлов по прямому указанию председателя КГБ генерала армии Серова принял Григулевича на конспиративной квартире у станции метро «Динамо». Раньше они ни разу не встречались с глазу на глаз, однако оба хорошо знали друг друга по переписке. Павлов много лет вел личное и рабочее дела Макса, восторгался его высокой самоотдачей в работе, богатством верных и надежных помощников — источников информации и редкой способностью к легкой адаптации в разных странах мира. Григулевич был наслышан о педантизме и жесткости Павлова до командировки в Италию и когда работал в Риме: встречаясь с резидентом Доном, тот много рассказывал ему о тех, кто вел его личное дело и кто руководил в Центре его разведдеятельностью.

Усадив Григулевича за стол, Павлов, чтобы как-то расположить его к себе, спросил:

— Вы что предпочитаете, — кофе или чай?

— Мне все равно, — безразличным тоном отозвался гость, оглядывая скромно меблированную комнату.

— Тогда я приготовлю кофе.

Заметив чистую пепельницу на подоконнике, Григулевич попросил разрешения закурить.

— Да, пожалуйста. Где-то здесь была пепельница. Поищите ее сами, а я пока займусь кофе.

Иосиф Ромуальдович вышел из-за стола, взял пепельницу, вернулся на свое место и, закурив, положил пачку «Герцоговины» перед собой. Глядя на суетившегося у плиты Павлова, Григулевич смело обратился к нему:

— Виталий Григорьевич, может быть, мы не будем вести разговор на «вы»?

— Как хотите… Можно и на «ты», поскольку я моложе вас на целый год, — улыбнулся Павлов, подходя к столу.

— Пожалуйста, угощайтесь, — Григулевич пододвинул к нему пачку сигарет.

— Спасибо, я не курю. Скажи мне, Иосиф, как ты думаешь, почему тебя так внезапно отозвали из Италии? И были ли для этого какие-то веские основания?

Григулевич с недоумением взглянул на Павлова:

— Но вам же в Центре известно, из-за чего меня отозвали?! Я считаю, что в Москве явно перестарались с нашим отзывом. Мы могли бы еще работать и работать, а теперь вот уже полгода мы не у дел и не приносим никакой пользы советской разведке… А основанием для нашего поспешного отзыва из Рима послужили никем не проверенные мои личные опасения…