Виктор Бронштейн - Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой

Ожидание, как и отсидка, стоит недёшево. Только услуги хорошего местного адвоката обходятся в несколько сотен тысяч рублей в месяц, московские асы ценятся тысяч в пятьсот, а то и в миллионы рублей. А уж когда начинается растянутый на месяцы неспешный суд, «абонентская плата» взмывает вверх с удивительной крутизной.

Благо, хоть адвокатом по делу был его старый друг, к тому же очень хорошо зарабатывающий на хозяйственных спорах, и сомнений в его честности не возникало. Сколько денег отдано нужным людям, а сколько сверх гонорара оседает у других жуликоватых адвокатов — не узнать никому и никогда. Всё на их совести! Свобода и здоровье стоят дорого! Причём тем дороже, чем богаче бедолага. Обычно в таких делах сумма затрат в разы больше одного миллиона долларов, нередко улетающего в выборных марафонах претендентов в местные депутаты.

Степень профессионализма адвоката определяется в первую очередь его связями в мире правосудия и силовиков, а уже потом знаниями и опытом.

Но как бы то ни было, ни одного решения наш друг не принимал без консультации со своим законоведом. Явно неверный совет серьёзно подорвёт репутацию адвоката, а поэтому исключён. Уже с самой минуты ареста подследственный, наученный горьким опытом ранее арестованных по делу, отказывался отвечать на любой вопрос без своего защитника.

По важным, то есть по подконтрольным высокому начальству, делам арестовывают нередко вечером, лучше в пятницу или перед длинными праздниками. В это время адвоката и найти труднее, и пускать к подзащитному не обязательно. А значит, повышается шанс вырвать у подследственного неосторожные слова. Его близкую приятельницу, арестованную по тому же делу, обещали отпустить домой сразу же, если всё чистосердечно расскажет. Что она и сделала, как только попала в неведомый и жутковатый мир лязгающих засовов. Все безадвокатские показания в дальнейшем использовали против неё, а отпустить хотя бы до суда никто не подумал. Вот и сидела обманутая женщина в СИЗО больше полутора лет.

Старинное выражение «честь имею» — не пустой звук лишь для очень немногих носителей погон. Большинство, правда, и не претендует на обладание честью.

Самое тяжёлое в этой ситуации то, я полагаю, что адвокаты, как и силовики, и обвинители, материально заинтересованы в затягивании срока следствия и судов. Богатые клиенты, как известно, на дороге не валяются, а деньги шелестят бешеные. Причём тем большие, чем «сложней спасти» тонущего клиента из вязкой трясины правосудия.

Кто такой адвокат? Конечно же, главный союзник подследственного. Но классическими примерами поведения союзников, преследующих, прежде всего, свои корыстные цели, пестрит история. Например, союзники СССР в годы Второй мировой войны, Англия и Америка, конечно же, оказывали нам огромную помощь, но не открывали второй фронт. Помогали ровно в той мере, чтобы вытряхнуть из нас как можно больше людских и материальных ресурсов, чтобы мы не победили быстро, а измотали и обескровили себя, а заодно и Германию.

Так же — со своими интересами — и наши мирные «союзники» адвокаты, и, что особенно страшно, и коммерциализировавшиеся хирурги, и наши, и заграничные, порой назначающие операции безнадёжным пациентам и берущие при этом за срочность крупные взятки, помимо и без того высоченных цен на услуги.

Каждый, имеющий деньги, готов отдать львиную долю врачам за здоровье и силовикам за свободу. Да ещё нужно уметь их правильно и дать, и взять. Думаю, что у нас в России эта «работа» на должном уровне. Во всяком случае, на жилищные условия и на транспорт, нередко включающий и снегоходы, и яхты, при скромной зарплате не жалуется никто из высоких блюстителей порядка. Правда, под суд и в специальные лагеря попадают и они.

Так что пословица «от сумы и от тюрьмы…» актуальна для всех, кроме самой высокой свиты. Всё дело в стечении обстоятельств и в расположении звёзд.

После «дружелюбного этапа» адаптации в тюрьме наш друг всё же нарвался на провокации. Сокамерники исподволь начали склонять его к принятию помощи по передаче ему сотового телефона. Или ещё чище — предложили организовать на воле разборку со свидетелем, который лживо, под диктовку следствия, оговаривал бедного сидельца. Прими он эту помощь, и ещё одно преступление с его стороны было бы зафиксировано. Но новым «друзьям» он ничего не отвечал без консультации с адвокатом. Последний, конечно же, запретил опасную игру с телефоном, а тем более с организацией уголовно наказуемой разборки на воле. Хотя представляю, как чесались руки разобраться с лжесвидетелем, который оставался во время следствия на воле и, спасая себя, валил остальных.

Хорошо хоть, что со сменой руководства тюрьмы сузился профиль деятельности сокамерников. Ранее, как стало известно из тюремных преданий, они специализировались ещё и на выколачивании, в буквальном смысле слова, денежных переводов с воли, профессионально владея техникой нанесения ударов, вплоть до отключающих сознание, обёрнутым в ткань предметом. Били в область шеи или по рёбрам. Их «мастерство» ещё и в том, что не оставалось следов. Выбитые подсадными переводы, как нетрудно предположить, наверняка делились по-братски с режиссёрами их перемещений. Благо магазином можно пользоваться и в тюрьме…

После всех тюремных перипетий и страшноватых слухов о своих новых «друзьях», представляю, какую несусветную радость испытал наш бедный сиделец, выйдя на свет Божий из опасных для здоровья, да и для жизни, каменных, навевающих смертную скуку стен тюрьмы. Не знаю, и дай Бог никогда не знать, соизмерима ли эта радость с выходом лежачего жизнелюба из больничной палаты, описанном в моём стихотворении:

Во всяком случае, думаю, что ещё очень долго, а может быть, и всегда наш друг будет острей других воспринимать празднество бурлящей вокруг него вольной, солнечной — пусть иногда и дождливой, пусть даже с градом и грозой, пусть с морозом! — очень разнообразной и раздольной жизни.

Мне кажется, что вырвавшийся из заточения человек, если он, конечно, не сломлен и сохранил здоровье, никогда не впадает в депрессию, радуясь каждому дню свободы.

Можно сказать, наверное, что тюрьма ещё и мощнейшее лекарство от депрессии. Но, как и всякое сильное лекарство, подходит оно далеко не всем, и передозировка его, конечно, опасна.

Такие вот мысли родились в голове после беседы с гостем, зашедшим в приподнятом настроении поздороваться и попить чай после почти годовой разлуки. Всё бы ничего, общаться было крайне занимательно, но, увы, эти рассказы звучали на фоне чрезвычайно опасных цифр, предъявленных не кому-нибудь, а нам самим в качестве налоговой недоимки. Сегодня же вся беседа воспринималась как курс молодого бойца перед решающим боем, который может закончиться пленом.