Лилия Сорокина - Дети Сталинграда [Документальная повесть]

Женя быстро закивала, а слезы — прямо на тетрадку. Кажется, пострадала труба «б».

— Женя, учти, это дополнительная влага, — сказал Павел Борисович.

Женя и тут согласилась, но с места, кажется, съехала.

Павел Борисович был уверен, что сегодняшнюю контрольную, как и все до этого, они напишут отлично. Но слезы… Опять они сдадут ему тетради с расплывшимися каплями. «Нервы, нервишки, — подумал Павел Борисович. — И с этим ничего не поделаешь. Девчонки плачут по любому поводу».

Два года назад 7 «д» вместе с Павлом Борисовичем заложил сад на пришкольном участке. Сажали по всем правилам садоводства — Павел Борисович сам увлекался этим делом. Когда были посажены все вишни, яблони, ребята принялись собирать забор буквально по одной доске — специального материала, конечно, не было. Поэтому забор получился плохонький. И в одно прекрасное время, когда на ветках зазеленели листочки, дубовские козы сделали первый набег, в два счета преодолев этот самый забор. Так девчонки, увидев обглоданные деревья, разревелись, да не просто заплакали — они стали причитать над каждым деревом, как над человеком. Трудов стоило их успокоить.

И фильмы про войну нельзя было им показывать. На «Радуге» девчонки закатили настоящую истерику, даже мальчишек в это дело втравили. Долго дубовчане вспоминали, как детдомовцы смотрели этот фильм…

«Пройдет лет десять, нет — двадцать, тогда, может быть, забудутся те ужасы, которые они пережили, а сейчас единственное, что можно сделать для них, — любить их и жалеть», — думал учитель.

Павел Борисович, как маятник, ходил по классу — вперед, назад. До звонка оставалось немного, напряжение в классе спало. Сейчас начнут сдавать тетради. Павел Борисович уже прикинул, кого на сегодня он пригласит к себе домой. (Каждый день он приглашал разных ребят.) Во-первых, всех, кто плакал. Им надо дать разрядку. В домашней обстановке они успокоятся.

Когда прозвенел звонок и тетрадки были собраны, Павел Борисович сказал:

— Милости прошу ко мне сегодня в гости…

И он назвал всех, кого решил пригласить.

« Мы жили на „Красном Октябре“. Папа работал на заводе, а мама не знаю где. Когда бомбили завод, мама и братишка сидели в щели. Я с братишкой сидела в одном углу, а мама — около двери. Когда упала бомба, то она попала туда, где сидела мама, и ее убило, а меня взяла тетя Наташа и отдала в детский дом ».

Январь 1944 г.

Валя Костина, 6 лет .

« Я до бомбежки Сталинграда немцами жила на Набережной улице, у нас был свой домик. Его папа сам построил. У нас было хорошо. Моя сестра Шура работала в больнице, а теперь она на фронте помогает раненым. Мой папа работал на мебельном заводе. Когда началась бомбежка, папин завод сгорел, и папа ушел на фронт. Мы с мамой остались одни. Нам было нужно спасаться, а тетю Дуню убило снарядом насмерть. Немцы все время стреляли.

Мамочка пошла закрыть дверь окопа, чтобы, не летели осколки. Немцы увидели и начали стрелять в маму, попали ей в спину и руку. От сильной боли она умерла.

Тетя Шура Карабакова похоронила маму и взяла нас к себе. Потом отдала нас в детприемник. Оттуда отправили в Дубовку ».

Декабрь 1943 г.

Нина Карабакова, 6 лет .

Работал у нас в детдоме физруком Иван Дмитриевич Байбаков. Здорово он нас, мальчишек, закалял. Бывало, на улице метель, холод, а он командует: «На лыжи!» И маршрут придумает похитрей. Сам впереди, а мы за ним. Плачем, а идем. Потом, когда возврата емся в тепло, ни за что не признаемся, что ревака давали. Иван Дмитриевич начинает нам вроде бы сочувствовать: на улице метет, а мы маленькие, трудновато, наверное, пришлось. Но мы, как настоящие мужчины, отвечали: «Разве на улице метет? Что-то не заметили. Может, еще раз посмотрим?»

Иван Дмитриевич засмеется и скажет: «Орлы! Так держать!»

Очень любили мы с ним в походы ходить. Это тоже нам в жизни пригодилось. После техникума я работал на юге, под Ашхабадом, гидросооружения строил. Тяжело пришлось: жара страшная, суховеи с песком. Но ничего, выдержал. Другие не выдерживали, уезжали. Да, пришлось с нами повозиться воспитателям.

Из разговора с бывшим детдомовцем Иваном Арчаковым .

Было то время, которое зовется ранними сумерками. Детдомовцы только что возвратились из поймы реки Дубовочка. Там, неподалеку, они закладывали фруктовый сад. Размечали ряды, рыли ямки, а потом сажали тоненькие беспомощные деревца.

День был отличный: много солнца, сини, но главное — воздух. Земля пахла вешними водами, свежим ветром. От всего этого было радостно и чуть-чуть тревожно, как бывает весной. Словно ждешь чего-то.

В тот день ребята вдоволь наработались и набегались. В минуты отдыха мальчишки, конечно, не сидели на месте. Они играли то в чехарду, то в догонялки, то лезли к девчатам, дергали их за косички, срывали легкие платки. Визгу, смеху, восторгов!

После ужина чуть ли не все детдомовца высыпали во двор — в такую погоду в доме грех сидеть. И тут мальчишки задрались. Никто толком не мог сказать из-за чего. Но человек восемь тузили друг друга. Их удалось довольно быстро унять, а вот двое выскочили за ворота.

Завуч Наталья Федоровна Хомякова собралась было идти домой, но, выйдя за ворота, увидела такую картину: Витя Хворостухин и Ваня Арчаков стоят на разных сторонах улицы и у каждого в руке по кирпичу.

— Это что такое? Что за петухи? — спросила Наталья Федоровна подумала: «Убьют ведь друг друга».

— Сейчас же бросьте камни и марш домой!

Мальчишки и ухом не повели.

«Нет, уйти нельзя, — решила Наталья Федоровна, — а как устала за день, а дома-то ждут трое своих ребятишек и уйма дел».

Мальчишки стояли набычившись. Было ясно, что никуда они не уйдут. Оба отчаянные, особенно Арчаков. В прошлом году он с тремя другими ребятами ходил за минами в Ерзовку. Принесли их в Дубовку. Спрашивали их потом. Ваня Арчаков с удовольствием объяснял:

— Артиллерийский порох, как макароны, только цветной. Зажжешь его, а он летает.

Вот из этих цветных макарон устроил он фейерверк прямо над крыльцом дома Евгении Эдуардовны.

В прошлом же году, в апреле, сотрудники детдома расчищали подвал, нашли там много запалов от гранат. Пока их грузили на подводу, мальчишки расхватали и — под майки. Арчаков, конечно, больше всех успел. Как запасливый хозяин, часть спрятал под пеньком, а пять решил взорвать. Но один запал не взорвался.

Подошел к Володе Ермаков, по кличке Ганс.

— Ганс, никак.

— Подожди, сейчас будет хохма, — сказал Ганс и пошел в сарай.

Зажег спичку. Взрыв. Володька выскочил оттуда опаленный, в крови. Его сейчас же в санчасть. Потом провели тщательное следствие, нашли все запасы, а мальчишек предупредили: еще раз займутся этим делом — исключат из детдома.