Азарий Плисецкий - Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров

В 1963 году «Балет ХХ века» во главе с Морисом Бежаром приехал с гастролями в Буэнос-Айрес. Выступление этой труппы буквально перевернуло жизнь шестнадцатилетнего юноши, занимавшегося балетом в студии аргентинской танцовщицы советского происхождения Марии Фукс. Это был Хорхе Донн. Он принял участие в мастер-классе «Балета ХХ века», после которого подошел к Бежару и спросил, не может ли тот взять его в свой коллектив. Разумеется, Бежар ответил отказом, увидев перед собой еще совсем зеленого юнца. Он и представить себе не мог, что Донн решится отправиться в Брюссель вслед за труппой.

У Хорхе не было денег, но он у кого-то взял взаймы и купил палубный билет на пароход. Когда Донн появился на пороге брюссельского офиса Бежара с чемоданчиком в руках, Морису ничего не оставалось, как принять его в труппу. Вскоре начинавший с кордебалета юноша стал звездой не только бежаровской труппы, но и мирового балета.

Ранимый и впечатлительный Донн был похож на большого ребенка. Я относился к нему с симпатией, и это было взаимно. Когда труппа Бежара приехала с гастролями в Москву, я привел Хорхе к нам домой и познакомил с мамой. Он в свою очередь познакомил меня со своей семьей, жившей в Аргентине. У Хорхе было двое старших братьев, один из которых работал в нашем театре осветителем, и сестра-близняшка Делия, похожая на Донна как две капли воды, но при этом далеко не красавица. Судьба ее сложилась несчастливо. Нервные расстройства, которыми страдала Делия, и постоянная потребность в помощи психиатров помешали ей реализоваться и в личной жизни, и в творческой, хотя, как и Хорхе, она начинала заниматься балетом.

У них была очень забавная мама по имени Роза Итович. Хорхе она обожала. Будучи хлебосольной и гостеприимной хозяйкой, Роза привечала всех друзей своего сына, окружала вниманием каждого гостя. Довольно долгое время она прожила в Бельгии, на бульваре Lemonnier, в доме, где на всех этажах обитали артисты балета и двери в квартирах не запирались никогда. Тут надо заметить, что за годы пребывания в Брюсселе Роза так и не выучила французский, из-за чего с ней однажды произошел анекдотичный случай.

Как-то раз человек постучался в дверь и, поскольку было не заперто, вошел. Будучи в полной уверенности, что в гости заглянул один из друзей Хорхе, Роза пригласила незнакомца пройти в квартиру. Тот заговорил по-французски, продолжая стоять в дверях. Радушная хозяйка, разумеется, не поняла ни слова и практически силком затащила растерявшегося мужчину на кухню. Приговаривая, что Хорхе вот-вот вернется, усадила его за стол и поставила перед ним тарелку супа. Он все время что-то лепетал, порывался встать и уйти. Но не тут-то было. Голодным от Розы еще никто не уходил. В конце концов домой вернулся Хорхе, и, увидев гостя, спросил:

— Мама, а кто это?

— Это к тебе, — ответила Роза.

Поговорив с человеком по-французски, Хорхе выяснил, что бедолага просто-напросто ошибся адресом.

Донн был неизменной музой Бежара на протяжении не одного десятилетия. Не просто танцовщиком, воплощавшим задумку хореографа, а настоящим соавтором. Этот юный красавец с ореолом пшеничных волос вдохновлял Бежара, подсказывал ему какие-то решения, поражал красотой, работоспособностью и чувственностью. Морис даже позволил Донну — первому из мужчин — станцевать «Болеро», главная партия в котором была придумана им как женская. Это случилось после выступления Майи в Брюсселе, где она с огромным успехом исполняла этот балет. Хорхе пришел к Бежару и заявил:

— Я хочу танцевать «Болеро».

И тот разрешил. Это был 1979 год. В первой редакции «Болеро» с Донном Бежар поставил вокруг него женщин в длинных черных юбках. Это была откровенная неудача, и от идеи отказались, вернув мужской кордебалет. Хорхе танцевал гипнотически, буквально завораживая публику.

В 1978 году Бежар поставил балет «Леда», в котором Донн танцевал с Майей. В сюжете объединились две древние легенды: греческая о Леде и лебеде и японская — о юном рыбаке, влюбившемся в прекрасную птицу. Майя с большой симпатией относилась к Донну, но она привыкла к сильным и мужественным партнерам, таким как Фадеечев, Лиепа, Годунов, а чувственность и чувствительность Хорхе были ей чужды. Он со своей ранимостью мог запросто в слезах убежать с репетиции и запереться в уборной. В свою очередь Майя раздражала Донна взрывным характером и нетерпимостью. И, хотя открытых конфликтов между ними я не помню, всегда чувствовалось, что они, скорее, терпят друг друга.

Уезжая надолго из Бельгии, Бежар оставлял бразды правления Донну, назначенному в 1976 году художественным директором труппы «Балет ХХ века». Через несколько лет Морис придумал ему руководство балетной труппой в городе Виши, где Хорхе мог реализовать себя в качестве хореографа. Но тот не был организатором, не имел задатков руководителя, не предпринимал попыток что-то поставить, а главное — не желал покидать сцену даже в сорок лет.

Немалых душевных сил стоил ему конкурсный отбор в будущую труппу. Из семисот пятидесяти кандидатов следовало выбрать только двадцать человек. Донн был в отчаянии из-за того, что должен отказывать всем этим молодым ребятам. Он не справлялся с труппой и административными обязанностями, переживал один нервный срыв за другим и в конечном счете вернулся в Лозанну, где после переезда из Бельгии базировался «Балет ХХ века». Вернулся, уже будучи серьезно больным. У него обнаружили СПИД.

Болезнь изменила Донна и внутренне, и внешне. Помню, когда во время класса я дотрагивался до него, чтобы поправить ему бедро или руку, чувствовал, что он буквально тает на глазах. Родной брат Хорхе Риккардо, служивший у нас осветителем, рассказывал, что у него сердце обливалось кровью, когда он видел, как тяжело тому бывает закончить танец. Особенно «Болеро», с которым Донн не желал расставаться. В подобные моменты Риккардо нарочно манипулировал прожекторами, чтобы таким образом хоть как-то отвлечь внимание публики от Хорхе и дать ему перевести дыхание.

Одним из последних появлений Донна как танцовщика стал номер «Бандонеон». Это аргентинский музыкальный инструмент с кнопками для игры с двух сторон. На сцену выходил бандонеонист, который аккомпанировал Донну, танцевавшему аргентинское танго. Это было начало 1992 года, а в конце года Хорхе не стало.

Совершенно раздавленный смертью близкого человека, Бежар напишет в своей книге: «Смерть Донна — это смерть человека, которого я любил, смерть великого танцовщика и смерть эпохи… Часть моего псевдо-я умерла вместе с Донном».

Мишу Барышникова я помню еще совсем юным, когда он, ученик Ленинградского хореографического училища, завоевал свою первую награду — Золотую медаль в категории юниоров на балетном конкурсе в Варне. Я уже писал, что участвовал в том же конкурсе в качестве партнера трех кубинских балерин, и мне довелось увидеть триумф молодого танцовщика, покорившего жюри и публику.