Коллектив авторов - Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

Чернь бескрайняя, холодная
Над застывшею землей.
Жизнь звериная, голодная.
Ах, домой, домой, домой.

Люди-звери, люди-призраки.
Безысходная тоска,
Бред, кошмары, смерти признаки —
Воля снова далека…

Неужель без оправдания
Жизнь свою закончу тут,
И без гроба, без прощания
В мерзлоту мой труп швырнут.

Еще «от можа и до можа»
Во сне Рыдзь-Смиглы Польшу зрел,
А уж соседи, брань отложив,
Четвертый начали раздел.

Люфтваффе бомбовые лавы
На спящих ринулись с небес,
И в направлении Варшавы
Колонны двинулись эсэс.

И вдруг удар жестокий в спину…
Как удержать такой потоп?
Уланы, сабли гордо вскинув,
Атаковали танки в лоб.

И, утверждая веру, верность,
Те, кто от пыток слаб и нем,
Писали «вильность», «неподлеглость»
Своею кровью на стене…

Потом шли долго эшелоны
В неведомый и страшный мир,
Играл «Катюшу» на гармони
Татарин рыжий — конвоир.

Ведь снег-то не выпал. И, странно
Волнуя людские умы,
К земле пригибается стланик,
Почувствовав запах зимы.

Он в землю вцепился руками,
Он ищет хоть каплю тепла.
И тычется в стынущий камень
Почти неживая игла.

Поникли зеленые крылья,
И корень в земле — на вершок!..
И с неба серебряной пылью
Посыпался первый снежок.

В пугливом своем напряженье
Под снегом он будет лежать.
Он — камень. Он — жизнь без движенья,
Он даже не будет дрожать.

Но если костер ты разложишь,
На миг ты отгонишь мороз, —
Обманутый огненной ложью,
Во весь распрямляется рост.

Он плачет, узнав об обмане,
Над гаснущим нашим костром,
Светящимся в белом тумане,
В морозном тумане лесном.

И, капли стряхнув, точно слезы,
В бескрайность земной белизны,
Он, снова сраженный морозом,
Под снег заползет — до весны.

Земля еще в замети снежной,
Сияет и лоснится лед,
А стланик зеленый и свежий
Уже из-под снега встает.

И черные, грязные руки
Он к небу протянет — туда,
Где не было горя и муки,
Мертвящего грозного льда…

Шуршит изумрудной одеждой
Над белой пустыней земной.
И крепнут людские надежды
На скорую встречу с весной.

Чем ты мучишь? Чем пугаешь?
Как ты смеешь предо мной
Хохотать, почти нагая,
Озаренная луной?

Ты как правда — в обнаженье
Останавливаешь кровь.
Мне мучительны движенья
И мучительна любовь…

Модница ты, модница,
Где ты теперь?
Как живется, ходится,
Гуляется тебе?

По волнам бегущая
Через все моря,
Любимая, лучшая,
Милая моя.

В море ли, на острове,
В горе ли, в беде —
Платья твои пестрые
Видятся везде.

Следом горностаевым
Прыгаешь в снегах,
Со снежинкой, тающей
На сухих губах.

Брезгуя столицами,
В летнюю грозу
Скачешь синей птицею
По ветвям в лесу.
И на перьях радуга,
И в слезах глаза…
Повидаться надо бы
Донельзя — нельзя!

В этой стылой земле, в этой каменной яме
Я дыханье зимы сторожу.
И лежу, как мертвец, неестественно прямо,
И покоем своим дорожу.

Нависают серебряной тяжестью ветви,
И метелит метель на беду.
И в глубоком снегу, в позабытом секрете
И не смены, а смерти я жду.

Память скрыла столько зла —
Без числа и меры.
Всю-то жизнь лгала, лгала,
Нет ей больше веры.

Может, нет ни городов,
Ни садов зеленых,
И жива лишь сила льдов
И морей соленых.

Может, мир — одни снега —
Звездная дорога.
Может, мир — одна тайга
В пониманье бога.

Не старость, нет, — все та же юность
Кидает лодку в валуны
И кружит в кружеве бурунов
На гребне выгнутой волны.

И развевающийся парус,
Как крылья чайки, волны бьет,
И прежней молодости ярость
Меня бросает все вперед.

Огонь, а не окаменелость
В рисунке моего герба, —
Такой сейчас вступает в зрелость
Моя горящая судьба.