Коллектив авторов - Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

Хочу узнать, тоскует вол о ком,
Идя один на водопой,
Когда его потащит волоком
Словак, убогий и скупой.

Им все равно — тяжелый груз ли
Нести куда-то по приказу:
Сердца унылых заскорузли,
Восславив горе и проказу.

Но славен истого искусства лик —
Увечный телом оживает.
Они вели вола без устали
Туда, где веха межевая.

Когда на поле сумрак выпал
И проглотил во тьме слова кар,
Никто не слышал больше хрипа
В икоте бледного словака.

А вол на водопой отправился
И верил всем речам о боге.
Вслед за волом, не видя траверза,
Скупой тащился и убогий.

Мужик хлебал в своей ендове щи,
И этот образ доконал их.
А случай, памятный чудовищам,
Потом навек исчез в анналах.

«Я не знаком с гносеологией», —
сказал мужик, снимая онучи.
«Что наш удел — вноси налоги
и влезай на печь, дела окончив.

Возьмем полати. На полатях
я отдыхаю, возлежа.
Они — реальное понятье».
На что агностик возражал:

«Мужик, мужик, ты отрицаешь
метафизическую ценность
и этим самым совершаешь
непозволительный трансцензус.

Полати есть удобный символ…»
На что мужик ответил чинно:
«Но я на ярмарке в Касимове
купил для них кусок овчины».

Так был агностик опозорен,
который мудрость Канта вызнал.
Мужик смотрел на вещи в корень,
с позиции материализма.

Огню присуща резкость фресковая
Со стен потомков инков.
Дрова надорванно потрескивают
В подобьи поединка.
Когда они бороться кончат
И выгорят в золу,
Воспоминанья станут тонче
О пустоте разлук.
Огонь угаснет понемногу,
И он уснет, огнем растроган.
Потом проснется и пойдет он
В ночную смену на работу.

На улицах было душно,
На улицах было пыльно.
Город от пыли вылинял
И стал равнодушным.
Линии выпрямляя,
Останавливались трамваи.
Осознал красивый троллейбус
Собственную нелепость.
Издерганные прохожие
Не решались остановиться.
Пыль покрывала кожу тел,
Оседала на лицах.
Реактивные самолеты
Тупо летали по небу.
Скука ждала кого-то,
Ждала кого-нибудь…
Человек работал и жил,
Иногда получал премии.
Он не считал этажи —
Не было времени.
А когда подошел к окну,
Уже не успел смекнуть.
Его назойливо звал
Серый асфальт.
Город спрятал зевоту,
Заметался неугомоннее.
Скука нашла кого-то?
Скука нашла кого-нибудь?!
Нашли разбитое тело,
Но понять не сумели —
Просто человеку хотелось
Отпечататься на панели.

Он знал, что умрет обязательно,
Сегодня его время.
Смерть непритязательна,
Умеет ладить со всеми.
Небо раздумало быть синим,
Горем человечьим не тронется.
Человек купил в магазине апельсин,
Полюбовался солнцем.
Потом кожуру откинул —
Надоело с солнцем прощаться —
И как-то мимоходом разбил витрину,
Принял за чужое счастье.
В столовой долго думал об овощах,
Выпил водки перед щами.
И хотя нечего было завещать,
Пошел и составил завещанье.
Разнервничался, себя укоряя —
Ни разу не играл в крикет.
Но поскольку в крикет никто не играет,
Выкупался в реке.
К вечеру устал выкидывать номера,
Казался мертвым на треть.
Он лег на диван, чтобы умирать,
И не смог умереть.

Полупустым оркестром
шла тропинка скрипки,
и на нее сорил неряха-контрабас
окурки, вечера, прогулки, вечеринки —
и все, что говоришь,
порой не разобрав.

И весь оркестр — набор
фанерных натюрмортов.
Но кто поверит в них?
И не поймет любой,
что за окном фойе
и в переплете марта —
окурки, вечера, прогулки и любовь.

Все это тихо спит
в ловушке колоннады.
Пугают снег грачи.
Уже решен разлад.
Но в переплете март.
И верю —
когда надо,
я все верну назад,
и слова не сказав.

Покажется трамвай.
Его фигура — череп.
И скрипкою тропа пересекает двор.
И ею контрабас заканчивает вчерне
окурки, вечера, прогулки, разговор.

Я видел дом.
Он выползал.
Потом он старился годами.
Слезоточивые глаза его
украсили фундамент.

А рядом дерево бежит.
И той же верною тропою
идет мадонна и кричит,
махая лайковой рукою.

А по закрученным дворам
бредут разнеженно собаки
и предлагают шулерам
сентенцию о верном браке.

Кругом не видно ни души.
Одна ползучая аллея.
И умирают торгаши,
за кисеею костенея.

И там же я нашел твой след.
Он поперечнее и шире.
Но кто напишет мой портрет,
тому несчастье выйдет в мире.

Ведь за оградою резной,
за украшеньем одалисок
живет владелец закладной
и все заносит в черный список.

Он работает где-то в Москве.
Он работает где-то в столице.
Он работает в МВД.
Он похож на хрупкую птицу.

Меня мама спрашивает часто.
Ничего не скажу о нем.
Он похож на воспитателя в яслях.
Он работает палачом.

О, какая страшная читка
срамных знаний в его очах,
о, какая сладкая пытка
быть любовницей палача.