Коллектив авторов - Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

Обе повести были включены в сборник «Дьяволиада», два раза опубликованный издательством «Недра» (1925, 1926) и переизданный за границей, в буржуазной Латвии (1928). Некоторые иностранные информационные агентства пересказали сюжет «Роковых яиц» как сообщение о реальных событиях, имевших место в СССР.

Герой «Роковых яиц», изобретатель «красного луча» профессор Персиков — великий биолог, сосуществующий с глубоко чуждой ему советской властью, предвосхитил образ профессора Преображенского в «Собачьем сердце».

Именно после выхода в свет повести «Роковые яйца» Булгаков был окончательно классифицирован советской критикой как писатель «буржуазный», идейно глубоко враждебный новому строю. Был заключен договор на инсценировку повести для Московского камерного театра, однако Булгаков, трезво оценив цензурные условия, не довел свою работу до конца. В 1930–1950 гг. сборник «Дьяволиада» был запрещен Главлитом к продаже и изъят из библиотек. В работах официальных советских литературоведов обе повести Булгакова расценивались как проявления «вредных тенденций» в советской литературе 1920 гг., с которыми велась идеологическая борьба.

«Роковые яйца» были переизданы за границей в альманахе «Приглушенные голоса» (Нью-Йорк, 1952), где были собраны произведения советских писателей, произведения которых по разным причинам были запрещены или замалчивались на родине. В 1960 гг., с началом новой волны публикаций прозы Булгакова в СССР, сборник «Дьяволиада» был выпущен из спецхрана и желающие могли с ним познакомиться в крупных библиотеках, он появился в продаже в букинистических магазинах. Однако ввиду маленького тиража его перепечатки стали циркулировать в самиздате. О сомнительном статусе этих повестей Булгакова, распространение которых не поощрялось, но и не запрещалось прямо, свидетельствует тот факт, что литературный эксперт КГБ в 1974 г. назвал их «безыдейными, малохудожественными и вредными» ( Хроника текущих событий, № 36 ). Известны случаи, когда сборник изымался на обысках (например, у Т. М. Великановой, Москва, 1979 ( Хроника текущих событий, № 54 )).

В 1977 г. по повести «Роковые яйца» в Италии был снят художественный фильм («Uovi fatali», режиссер U. Gregoretti). До наступления горбачевской эры гласности повести «Дьяволиада» и «Роковые яйца» в СССР не переиздавались. С 1987 г. эти повести издаются массовыми тиражами. В 1995 г. повесть «Роковые яйца» экранизирована в России (режиссер — С. Ломакин).

Осенний день встретил тов. Короткова расплывчато и странно. Боязливо озираясь на лестнице, он взобрался на 8-й этаж, повернул наобум направо и радостно вздрогнул. Нарисованная рука указывала ему на надпись «Комнаты 302–349». Следуя пальцу спасительной руки, он добрался до двери с надписью

«302 — БЮРО ПРЕТЕНЗИЙ».

Осторожно заглянув в нее, чтобы не столкнуться с кем не надо, Коротков вошел и очутился перед семью женщинами за машинками. Поколебавшись немного, он подошел к крайней — смуглой и матовой, поклонился и хотел что-то сказать, но брюнетка вдруг перебила его. Взоры всех женщин устремились на Короткова.

— Выйдем в коридор, — резко сказала матовая и судорожно поправила прическу.

«Боже мой, опять, опять что-то…» — тоскливо мелькнуло в голове Короткова. Тяжело вздохнув, он повиновался. Шесть оставшихся взволнованно зашушукали вслед.

Брюнетка вывела Короткова и в полутьме пустого коридора сказала:

— Вы ужасны… Из-за вас я не спала всю ночь и решилась. Будь по-вашему. Я отдамся вам.

Коротков посмотрел на смуглое с огромными глазами лицо, от которого пахло ландышем, издал какой-то гортанный звук и ничего не сказал. Брюнетка закинула голову, страдальчески оскалила зубы, схватила руки Короткова, притянула его к себе и зашептала:

— Что ж ты молчишь, соблазнитель? Ты покорил меня своею храбростью, мой змий. Целуй же меня, целуй скорее, пока нет никого из контрольной комиссии.

Опять странный звук вылетел изо рта Короткова. Он пошатнулся, ощутил на своих губах что-то сладкое и мягкое, и огромные зрачки оказались у самых глаз Короткова.

— Я отдамся тебе… — шепнуло у самого рта Короткова.

— Мне не надо, — сипло ответил он, — у меня украли документы.

— Тэк-с, — вдруг раздалось сзади.

Коротков обернулся и увидал люстринового старичка.

— А-ах! — вскрикнула брюнетка и, закрыв лицо руками, убежала в дверь.

— Хи, — сказал старичок, — здорово. Куда ни придешь, вы, господин Колобков. Ну и хват же вы. Да что там, целуй не целуй, не выцелуете командировку. Мне, старичку, дали, мне и ехать. Вот что-с.

С этими словами он показал Короткову сухенький маленький шиш.

— А заявленьице я на вас подам, — злобно продолжал люстрин, — да-с.

Растлили трех в главном отделе, теперь, стало быть, до подотделов добираетесь? Что их ангелочки теперь плачут, это вам все равно? Горюют они теперь, бедные девочки, да ау, поздно-с. Не воротишь девичьей чести. Не воротишь.

Старичок вытащил большой носовой платок с оранжевыми букетами, заплакал и засморкался.

— Из рук старичка подъемные крохи желаете выдрать; господин Колобков? Что ж… — Старичок затрясся и зарыдал, уронил портфель. — Берите, кушайте. Пущай беспартийный, сочувствующий старичок с голоду помирает… Пущай, мол. Туда ему и дорога, старой собаке. Ну, только попомните, господин Колобков, — голос старичка стал пророчески грозным и налился колоколами, — не пойдут они вам впрок, денежки эти сатанинские. Колом в горле они у вас станут, — и старичок разлился в буйных рыданиях.

Истерика овладела Коротковым; внезапно и неожиданно для самого себя он дробно затопал ногами.

— К чертовой матери! — тонко закричал он, и его больной голос разнесся по сводам. — Я не Колобков. Отлезь от меня! Не Колобков. Не еду! Не еду! Он начал рвать на себе воротничок.

Старичок мгновенно высох, от ужаса задрожал.

— Следующий! — каркнула дверь. Коротков смолк и кинулся в нее, свернув влево, миновав машинки, и очутился перед рослым, изящным блондином в синем костюме. Блондин кивнул Короткову головой и сказал:

— Покороче, товарищ. Разом. В два счета. Полтава или Иркутск?

— Документы украли, — дико озираясь, ответил растерзанный Коротков, — и кот появился. Не имеет права. Я никогда в жизни не дрался, это спички. Преследовать не имеет права. Я не посмотрю, что он Кальсонер. У меня украли до…

— Ну, это вздор, — ответил синий, — обмундирование дадим, и рубахи, и простыни. Если в Иркутск, так даже и полушубок подержанный. Короче. Он музыкально звякнул ключом в замке, выдвинул ящик и, заглянув в него, приветливо сказал:

— Пожалте, Сергей Николаевич.

И тотчас из ясеневого ящика выглянула причесанная, светлая, как лен, голова и синие бегающие глаза. За ними изогнулась, как змеиная, шея, хрустнул крахмальный воротничок, показался пиджак, руки, брюки, и через секунду законченный секретарь, с писком «Доброе утро», вылез на красное сукно. Он встряхнулся, как выкупавшийся пес, соскочил, заправил поглубже манжеты, вынул из карманчика патентованное перо и в ту же минуту застрочил.