Наталья Старосельская - Каверин

Почему столь подробно остановилась я именно на фильме «Открытая книга»? По нескольким причинам сразу.

Во-первых, пересмотрев его сегодня, я убедилась, что он не утратил ни своей актуальности, ни «единого образного строя и общей идеи», которых не обнаружил в работе Владимира Фетина рецензент. А они были — и были достаточно выпуклыми: прием ретроспекции позволил режиссеру и главной героине пересмотреть ленту своей жизни с дистанции нескольких десятилетий, когда всё разительно изменилось не только внутри героев, но и вокруг них. А это всегда было важно для Вениамина Александровича Каверина в его романах и мемуарных книгах 1960–1980-х годов — он ведь тоже «пересматривал» свою и не только свою жизнь с дистанции времени, что-то осознавая глубже, мудрее.

Во-вторых, именно этот нехитрый прием давал возможность кропотливо проследить формирование и взросление провинциальной девочки, у которой первый, еще не до конца осознанный интерес к науке оказался нерасторжимо связанным с рождением первой любви, сохранившейся на всю жизнь, бережно пронесенной в глубокой тайне. И Глафира именно здесь и тогда сыграла свою очень важную роль в судьбе Тани Власенковой, не случайно появление ее связано с переломными в судьбе Татьяны моментами, потому что дело не в женской ревности, а в проблеме куда более значительной для Вениамина Каверина — в полярности нравственных позиций.

В-третьих, можно сколько угодно рассуждать о том, что зрителям 1970-х годов были интересны научные проблемы, но в отрыве от живой и полнокровной жизни с ее не просто неизбежными, но необходимыми мелодрамами по крайней мере часть своей увлекательности они растеряли бы.

Владимир Фетин снял фильм честный, насколько это было возможно в ту пору, когда роман Каверина продолжали ругать, и, доверив роль главной героини Людмиле Чурсиной, во многом выиграл: перед нами предстала девочка-девушка-женщина во всей разноплановости своей судьбы, в постепенном духовном и личностном росте, на который она оглядывается во имя переосмысления — что было сделано не так? В чем она по-прежнему не сомневается?

Когда сегодня перечитываешь роман Вениамина Каверина и пересматриваешь фильм Владимира Фетина, многое встает на свои места и в переосмыслении собственной жизни. И главное, что, на мой взгляд, великолепно удалось Людмиле Чурсиной в «Открытой книге», это процесс движения к себе сильной, не сдающейся никому и никогда личности, процесс самопознания, в котором одинаково важны мотивы личные и общественные, самой жизнью сплетенные между собой куда более тесно, чем мы это зачастую осознаем.

А разве Вениамин Каверин писал свой роман о другом?

Может быть, и в оценке этой картины свою роль сыграла наша приверженность к стереотипам? Прочитав роман, каждый нашел для себя свою Татьяну Власенкову — вовсе не такую вызывающе красивую, какой была актриса, не так порой подверженную рефлексии, как выстроил ретроспективу жизни героини режиссер Владимир Фетин…

Скорее всего, отчасти и эти «мотивы» присутствовали в восприятии «Открытой книги».

В своей последней книге «Эпилог», рассказывая о том, как принимали каждую из трех частей романа, публиковавшихся с большими перерывами, Каверин много пишет о времени, диктовавшем не только критикам, но и ему самому немало «отступлений от истины», умолчаний. О фильме Владимира Фетина он говорит всего одной фразой отрицательно, не объясняя такого восприятия. Но, кажется, здесь писатель немного не прав — режиссеру тоже приходилось «пристраиваться» к времени, к его неумолимым законам, какими бы бредовыми они ни были.

А спустя всего четыре года появилась на экранах вторая экранизация романа «Открытая книга» — на этот раз девятисерийная лента, снятая режиссером Виктором Титовым. В числе трех авторов сценария снова был Вениамин Александрович Каверин. Здесь удалось избежать многих упреков, высказанных Владимиру Фетину (хотя попробуй разобраться в них, если один критик пишет, что в фильме «подкупает… поразительная достоверность быта, правда внешних примет жизни героев. Уют провинциальных домиков, аскетизм 20-х годов, холодная шикарность кабинета и квартиры Крамова, типичная для такого рода людей, — всё это воссоздано в картине с большим мастерством и тонким пониманием особенностей каверинского реализма», а другой отмечает, что «в фильме бегло показана провинциальная Россия эпохи революции и Гражданской войны, почти нет Ленинграда двадцатых годов, Москвы тридцатых…»), но фильм оказался неоправданно растянутым.

Почему столько внимания я уделила на этих страницах экранизациям? Ответ на этот вопрос до примитивности прост. Если на протяжении всего лишь четырех лет, весьма незначительного отрезка времени, два разных режиссера обращаются к одному и тому же роману, — это может означать только одно: по законам читательского и зрительского спроса «Открытая книга» стала по-настоящему востребованным произведением, позволяющим «обозреть» как свою жизнь, так и жизнь всей страны на протяжении трех с половиной десятилетий, а пытливым молодым читателям и зрителям давала возможность прислушаться к себе, к своему внутреннему миру и выстроить его так, как положено. Судьбой. Культурным опытом. Генетической памятью, в конце концов.

В книге О. Новиковой и Вл. Новикова справедливо отмечается одна из главнейших особенностей «нового стиля» Вениамина Каверина: «Каверин… предпринял попытку освоить повествовательный темп, пропорциональный стабильному течению самой жизни в ее повседневном, молекулярном измерении… Драматическое начало подчинено в „Открытой книге“ эпическому и трансформируется им. За этим стоит особое, новое для Каверина соотношение индивидуальных человеческих судеб и жизни в целом… „Открытая книга“ дает исключительно „взрослый“ взгляд на мир: уже в первой части детские впечатления Тани скорректированы мироощущением доктора Власенковой… Новый поворот в творческой биографии Каверина, жанровые сдвиги в его работе были связаны и с углублением житейского опыта писателя».

На страницах книги исследователей приводится и важнейшая цитата из очерка Вениамина Каверина, посвященного Эммануилу Казакевичу: «Толстой чем силен: кроме прочего тем, что овладел ритмом жизни… Опоэтизировать обыкновенное, а не выискивать среди обыкновенного поэтичное, вот, мне кажется, верный путь». Это — из дневника Казакевича, и, прочитав его, Каверин, вероятно, еще больше утвердился в мысли попробовать поработать над эпическим ритмом и течением прозы. Задача сложнейшая, но до чего же увлекательная!..

И можно смело сказать, что Вениамин Каверин в «Открытой книге» справился с ней блестяще. А довольно подробный рассказ о двух фильмах по этому роману позволяет нам думать о том, что и в работе над сценариями писатель стремился достигнуть именно этого ритма, не пренебрегая законами кинематографа, а пытаясь «привить» ему некую новую культуру — культуру подлинно эпического размышления, внутренних монологов, рисующих наиболее полные портреты персонажей, те особые «зоны молчания», которые в кинематографе стали естественными и даже необходимыми значительно позже.