Юлий Квицинский - Время и случай

Предложения Нитце не раз публиковались, так что чрезмерные подробности вряд ли кому-либо сейчас будут интересны. Суть дела состояла в том, что СССР и США должны были иметь в Европе по 75 пусковых установок ракет средней дальности. Мы могли иметь 75 ПУ «Пионер» (каждая ракета с 3 головками), а они 75 ПУ крылатых ракет BGM 109G (каждая установка по 4 ракеты с моноблочньм зарядом). Определялись также потолки для авиации — по 150 единиц. От нас в зачет шли самолеты Ту-16, Ту-22 и Ту-22М, от них — ядерные носители FB-111 и F-l 11. Все ракеты в диапазоне от 500 км и до средней дальности должны были замораживаться и не оснащаться разделяющимися головными частями. От нас в зачет входили ракеты СС-12/22, от них — «Першинг-1», находящиеся на вооружении как армии США, так и бундесвера. Нашу ракету СС-23, то есть «Оку», значившуюся в бумаге Нитце, мне удалось вычеркнуть. Восточнее Урала мы могли сохранить развернутое там количество ракет «Пионер» — примерно 90 единиц. Вооружения Англии и Франции не должны были учитываться. Нитце сказал, что, как бывший министр ВМС, он не может также предложить сокращений американской палубной авиации.

Бумага у «деда» была сложная. Учить ее наизусть не имело смысла. Текст он мне давать не хотел. Поэтому мы присели на штабель бревен, и я начал записывать его предложения в свой блокнот, который до сих пор сохранился у меня. По ходу я спорил с отдельными пунктами и формулировками. Некоторые мои небольшие замечания Нитце принимал, другие, более существенные, отвергал. Этот момент он впоследствии использовал для того, чтобы утверждать, что получил мое согласие на свой документ.

Тем временем начался дождь. Сидеть на бревнах стало неуютно. Слава Богу, мой шофер В. И. Туз правильно оценил обстановку и поехал со своим американским коллегой по лесной дороге навстречу нам. Дописывал я документ Нитце, уже сидя с ним в своей машине под стук дождевых капель по крыше. Он просил сообщить нашу первоначальную реакцию до 20 августа в Вашингтон, так как собирался уезжать на летние каникулы в США. При этом Нитце подчеркнул, что все предлагаемое вносится им в личном качестве, а не от имени правительства США. Однако в случае нашего согласия он надеется протолкнуть этот вариант через Уайнбергера и Рейгана. Он заметил также, что хорошо понимает, что сам я ему ответа дать не смогу. Здесь нужно согласие высшего начальства. У меня карьера еще впереди и рисковать мне не следует. У него же карьера позади. Поэтому он может рискнуть показать резервы американской позиции в надежде на достижение договоренности.

Я поблагодарил Нитце. Сказал, что все доложу в Москву. Боюсь, однако, что это не подойдет. Его бумага будет либо отвергнута, либо подвергнется серьезной правке. Вряд ли Москва согласится не учитывать ядерные вооружения Англии и Франции. Вызывает возражения и то, что на нас он хочет наложить ограничения и в Европе, и в Азии. США же берут на себя ограничения только применительно к Европе.

Нитце ответил мне, что самое главное в их предложениях — это отказ от размещения в Европе «Першингов-2». Они действительно представляли бы качественно новую угрозу нашей безопасности. Над этим стоит подумать и определиться. Он, впрочем, готов обсудить любые поправки и замечания к своей бумаге. Говоря откровенно, для американцев самый существенный вопрос: можем ли мы вообще что-то решать. Им кажется, что мы (Брежнев) в данный момент практически недееспособны. Военные делают, что хотят. Брежнев объявляет публично о прекращении строительства стартовых позиций для «Пионеров», а на самом деле строительство продолжается, что отлично видно с их спутников-разведчиков. Когда Запад поднимает шум по этому поводу, советский Генштаб заявляет, что США врут, но врет-то на самом деле Генштаб, причем своему собственному руководству, что лишь усиливает впечатление отсутствия реальной власти у нашего политического лидера.

Я от наших военных слышал, что, объявляя мораторий, они имели в виду не строить больше новых так называемых «крон», то есть укрытий для ПУ «Пионер». Однако начатые строительством до 16 марта, то есть до объявления Брежневым моратория, «кроны» они решили достроить. Но кому и как это скажешь? Вряд ли А. А. Громыко захочет ссориться по этому вопросу с Министерством обороны. Да и виноваты ли военные? Они дали помощникам Брежнева формулировку, а те ее могли упростить, не вникая в суть дела.

После прогулки в лесу мы еще раз виделись с Нитце. Я пообещал ему по возможности ответить до 20 августа, но попросил до получения сигнала не докладывать вопрос президенту. Не исключено, что Москва, вновь погрузившаяся в глубокое молчание, не обнаружит вкуса к такому компромиссу, либо потребуется серьезная предварительная доработка отдельных пунктов, прежде чем можно будет говорить о неофициальном совместном документе. Вынося свой документ на самый верх, Нитце может поставить себя, да и меня в ложное положение. Он соглашался с этим, но просил не затягивать дело. Мы условились, что ответ будет передан через нашего советника-посланника в Вашингтоне О. М. Соколова.

По прилете в Москву я отправился 26 июля к Г. М. Корниенко. У него был В. Г. Комплектов.

Мне был учинен тщательный допрос: зачем Нитце вносит свои предложения в личном качестве? У вас-то, у Квицинского, такой возможности нет. Он знает, что вы ему будете отвечать не в личном качестве. Это глубокая разведка нашей позиции. Не больше того. Он тонкий психолог и т. д. Подтекст при этом такой, что Нитце — старый мошенник — тебя, «зеленого», объегоривает. Дальше — больше. Не хочет, утверждал Г. М. Корниенко, Рейган никакой встречи на высшем уровне, не хотят они и договоренности по евроракетам. Значит, и нам ничего не надо ни предлагать, ни делать. Не пришло время. Нет сигналов из Вашингтона, подтверждающих солидность предложений Нитце. Добрынин молчит, по другим каналам тоже ничего нет.

Но, возразил я, в любом случае нужно давать Нитце ответ. Если положительный, то положительный, если отрицательный, то отрицательный. Надо написать записку в ЦК и предложить решение. Американцы проявляют готовность отойти от своего «нуля», есть подвижка по авиации, они отказываются от установки «Першинг-2». Конечно, они не принимают всех наших требований, но давайте торговаться. Если мы просто промолчим, обязательно будем в проигрыше: они были готовы проявить гибкость, а мы их оттолкнули.

Однако это был бесполезный разговор. На мой вопрос, что же будем делать, Г. М. Корниенко пожал плечами и сказал, что не знает, а отвечать Нитце до 20 августа вовсе не обязательно. Тогда я попросил разрешения передать Нитце наше отрицательное мнение через О. М. Соколова. На это я разрешения тоже не получил.

Отыскав свою телеграмму о «лесной беседе» с Нитце, я увидел, что она ни Брежневу, ни членам Политбюро не размечена. Разыгрывалась довольно простая игра: предложения Нитце главы ведомств, ведущих переговоры, решили не рассматривать, как если бы их вообще не было. Поэтому они не хотели говорить ни «да», ни «нет». На «да» или на «нет» нужно было бы решение Политбюро, а его-то, видимо, и не хотели запрашивать.