Юлий Квицинский - Время и случай

10 декабря Нитце устроил узкий ланч с Ростоу. Он проходил в прекрасной атмосфере, было рассказано много анекдотов. Нитце и Ростоу заявили, что администрация Рейгана выступает за мир и всеобщее разоружение «по Ленину». Я в тон им предложил немедленно начать реализацию этого их благого намерения, присоединившись к нашему заявлению в ООН о неприменении ядерного оружия первыми. Не хотят. Говорят, что применение любого оружия регулируется нормами Устава ООН. Сверх них ничего изобретать не надо.

11 декабря на заседании делегации Нитце внес свои «элементы» нулевого решения. Все наши ракеты СС-20, СС-4 и СС-5 нам надлежало порезать, прекратить их производство и испытания, установить действенные формы контроля. Ракеты с дальностью меньшей, чем названные выше, подлежали ограничению, кроме оружия поля боя.

Поскольку мы ждали этого шага, наша речь была целиком построена на критике «нулевого» варианта США и попала в точку. Нитце разозлился и стал тут же возражать. Но я ему ответил, что их вариант есть предложение оставить себе бублик, то есть все имеющиеся у них сейчас в Европе ядерные средства, а нам предложить дырку от бублика — односторонние сокращения.

На заседании 15 декабря мы внесли предложение ограничить число пусковых установок наших средних ракет и самолетов-носителей ядерного оружия 300 единицами. Надвигался перерыв, и поэтому на беседе после заседания я уговаривал Нитце взвесить, нельзя ли во время перерыва параллельно подумать, где может быть найдена развязка. Иначе соберемся опять после 12 января и вновь будем молотить солому. Он мне откровенно сказал, что искать точки соприкосновения рано. Им еще надо как следует отработать свой «нулевой вариант», по поводу которого идут межведомственные споры. Он не знает, чем эти споры кончатся. Лучше поговорить о возможных совместных усилиях не сейчас, а позднее.

Заодно мы спорили, есть или нет у Советского Союза ракета СС-22. Согласно нашим директивам такой ракеты у нас не было, а была старая СС-12. Нитце же утверждал, что ракета есть, мы ее испытывали, дальность ее 925 км, они могут предъявить нам десятки фотографий. Наши военные были смущены и говорили, что надо с этим вопросом разобраться.

17 декабря было последнее заседание первого раунда переговоров. Нитце вновь рекламировал свой «ноль», а я отвечал ему, что это не база для решения. Атмосфера постепенно накалялась. За кофе Нитце заявил, что никаких систем передового базирования США обсуждать не будут, вооружения Англии и Франции — тоже, что советует нам вести переговоры, а не заниматься пропагандой. Не следует также называть наш подход «честным», так как получается тогда, что у США подход «нечестный».

Пришлось вступить в полемику с ним, сказав, что уже дважды на переговорах по СНВ они ушли от обсуждения своих ядерных систем передового базирования, хотя для нас от этих систем исходит угроза не меньшая, чем от их межконтинентальных средств. Теперь, хотя рассматривается положение на европейском театре военных действий, опять ищут предлог не обсуждать этот вопрос. Разве можно назвать «честным» их подход, когда он весь состоит в том, чтобы Советский Союз в одностороннем порядке сокращал свои вооружения, а они взяли бы на себя единственное обязательство — проконтролировать ход такого сокращения. Они должны также понимать, что добиваются одностороннего изменения в свою пользу существующей много лет ситуации в Европе. У нас с 60-х годов здесь имеются ракеты средней дальности как противовес их системам передового базирования и вооружениям Англии и Франции. Если они вдобавок к своим средствам передового базирования поставят в Европе еще и «Першинг-2», и крылатые ракеты, то, скорее всего, спровоцируют тем самым развертывание новых советских ядерных средств. Разумно ли это? В Европе накоплено столько ядерного оружия, что получается по 60 тонн эквивалента обычной тротиловой взрывчатки на душу каждого европейца. Не пора ли остановиться, начать переговоры о сокращении того, что уже есть, а не грозиться дополнительными развертываниями ядерных вооружений? Не случайно общественность Европы буквально бурлит негодованием по поводу происходящего.

Попрощались мы с Нитце довольно кисло.

Уже в тот момент у нас была реальная возможность повести дела в Женеве намного активнее, а проще говоря, перейти в наступление на позицию США, используя в этих целях обстановку, складывавшуюся в ФРГ. Для этого надо было дополнить наше предложение об установлении моратория на средства средней дальности в Европе обязательством вернуться по количеству боеголовок на наших ракетах к уровню на май 1978 года. Этим предложением мы загоняли бы в угол правительство ФРГ, поскольку Г. Шмидт подписал в мае 1978 года совместную с Л. И. Брежневым декларацию, где признавалось наличие примерного равенства противостоящих друг другу группировок в Европе. Коль скоро было равенство и СССР согласился бы вернуться к этому положению, правительство ФРГ теряло бы аргументы против нашего предложения о моратории. Это надо было делать быстро, так как на апрель 1982 года намечался очередной съезд СДПГ, позиция которого имела большое значение для дальнейших действий канцлера Шмидта, а следовательно, и американцев в вопросе о евроракетах.

Напрашивался и такой шаг. Кто-либо из лидеров стран ОВД мог бы выступать с «красивой» инициативой, предложив, чтобы в Европе атомное оружие имели у себя впредь лишь те страны, которые его производят. Восточная Европа могла бы захотеть освободиться от советского ядерного оружия и призвать другие страны Европы поддержать ее. Тогда американцам пришлось бы сматываться из ФРГ, Италии, а может быть, и Англии. В любом случае осуществление «двойного» решения НАТО стало бы для них намного более сложным делом.

Имелась возможность решить все эти вопросы во время перерыва, если бы на то была воля начальства. Мы с жаром принялись составлять записку в ЦК, где наряду с решением некоторых технических проблем (передача американцам данных по нашей ракете СС-12, самолету Су-24 и т. д.) планировались и более активные шаги. На мой взгляд, они вполне получались, так как, помимо подписи под совместным с Брежневым заявлением, Шмидт передал нам в ходе того визита документ, из которого следовало, что баланс в Европе включал 790 боеголовок на советских ракетах средней дальности. Чего нам надо было больше?

Но А. А. Громыко это положение из записки вычеркнул. Объяснения его были какие-то неясные: «Не надо впутывать в это дело делегацию… Что-то тут не то… Может быть, мне самому выдвинуть эту идею, но неясно пока, как и где». У меня закралось в тот момент подозрение, что его смущала сама идея сокращения планов развертывания наших «Пионеров», а их мы хотели иметь более 500.