Юлий Квицинский - Время и случай

На следующий день договоренность была к концу дня достигнута по всем вопросам. На пресс-конференции в Железноводске М. С. Горбачев и Г. Коль подробно изложили ее основные пункты, так что архызский результат оказался как бы публично и окончательно зафиксирован обеими сторонами. Изменениям и пересмотру он не подлежал.

Не только на переговорах «2+4», но и в европейских делах возникла новая ситуация: ФРГ и СССР заранее условились, каков может быть результат обсуждения вопросов объединения Германии, каковыми станут будущие отношения этой новой Германии с СССР. Это была политическая сенсация, сигнал глубоких перемен, наступающих в раскладе сил и распределении ролей в Европе. В дипломатических кулуарах остряки заговорили о том, что формула «2+4=1+5» трансформируется в новое уравнение «2+4= 1+1».

Архыз, о котором 17 июля в Париже Э. А. Шеварднадзе проинформировал своих коллег — участников переговоров «шестерки», всеми приветствовался. Не думаю, однако, что он всем на Западе так уж и понравился. Во всяком случае класть на бумагу на переговорах «шести» то, о чем договорились с ФРГ, оказалось не столь легко. Последний спор вокруг архызских договоренностей разыгрался в Москве в ночь перед подписанием документа об окончательном урегулировании в отношении Германии 12 сентября 1990 года.

Слух о предстоящем заключении широкомасштабного советско-германского политического договора. заставил встрепенуться многих в Европе. Вскоре после этого возникла идея заключения советско-французского, советско-итальянского, а затем и советско-испанского договоров. Особенно засуетились французы. Коль скоро речь пошла о новом политическом договоре с СССР, они обязательно хотели быть «первее» немцев. И наша сторона, и немцы приветствовали развитие событий в таком направлении. Советско-германский договор не должен был быть чем-то исключительным, противостоящим отношениям с другими странами. Не в этом была его цель. Речь шла о строительстве новой Европы.

В условиях нараставшей в стране критики нашей внешней политики по поводу потерь прежних позиций в Восточной Европе и эрозии Варшавского договора важно было получить встречный сигнал готовности Запада начать трансформацию НАТО, коренным образом пересмотреть отношения североатлантического альянса и его членов с Восточной Европой.

Э. А. Шеварднадзе настойчиво ставил этот вопрос в контактах со своими западными собеседниками и был весьма удовлетворен, когда лондонская сессия НАТО выразила готовность не рассматривать Советский Союз и другие восточноевропейские страны в качестве противников, заявила о намерении изменить стратегию блока. Открывалась возможность подписания декларации о новых отношениях между странами НАТО и Варшавского договора, которая должна была стать существенным вкладом в систему решений по формированию новой ситуации в Европе. Готовился мощный аккорд: подписание венских договоренностей по сокращению обычных вооружений и о мерах доверия в Европе, политической хартии новой Европы, документа о новых отношениях между НАТО и Варшавским договором, причем все это так или иначе по времени и политическому смыслу должно было быть увязано с германским урегулированием, системой крупных весомых договоров СССР с ведущими европейскими странами.

В этом плане существенными вехами стали визит в Москву генерального секретаря НАТО М. Вернера и затем, с интервалом в несколько дней, председателя Комиссии европейских сообществ Ж. Делора.

Вернера я знал по Бонну мало, но зато с его женой в те времена поддерживала неплохие отношения моя жена. По его приезде в Москву контакт быстро сложился, тем более что Вернер активно сочувствовал всем происходящим в нашей политике переменам, поддерживал намечавшийся поворот в советско-германских отношениях. Сам по себе приезд высшего представителя НАТО в СССР был сенсацией для своего времени. Но, кроме того, этот визит нес и существенную политическую нагрузку. Развитие отношений с НАТО в последующие месяцы, правда, не пошло так, как об этом договаривались обе стороны. Мешали наши внутриполитические неурядицы, нараставшие сложности в делах с Варшавским договором. Но кое-что для развития отношений с НАТО сделать все же удалось, и, в частности, была надежда, что дальнейшие шаги в этом направлении встретят поддержку в штаб-квартире НАТО в Брюсселе. В этом я мог убедиться, беседуя с М. Вернером в конце 1990 года в Брюсселе, а затем в апреле 1991 года в Праге.

Беседа ныне уже покойного М. Вернера с нашим министром 14 июня 1990 года в особняке МИД СССР на улице А. Толстого была примечательна во всех отношениях. Генеральный секретарь НАТО прямо говорил о необходимости преодолеть конфронтацию и установить тесные отношения. НАТО должна была, по его мнению, получить другое содержание и цели. Он высказался за новую архитектуру сотрудничества, в которой США и СССР играли бы по-прежнему важную роль, но в которой нашли бы себе подобающее место все суверенные государства. Некоторые рассуждают, заметил тогда М. Вернер, что не следует включать СССР в эту архитектуру безопасности. Но это неумная и даже оскорбительная постановка вопроса, так как без СССР не может быть новой Европы безопасности и сотрудничества. Она либо будет включать Советский Союз, либо ее не будет. Тогда авторитет СССР был еще очень высок.

Выход из состояния конфронтации наш «главный противник» видел в продолжении разоружения и отказе всех государств от физической способности к нападению, переходе к политическому, экономическому и со временем даже к военному сотрудничеству. Лондонская декларация — это не только слова и намерения, это будущие дела и решения, которые должны улучшить безопасность обеих сторон, заверял он.

Разумеется, все это встречало активную поддержку с нашей стороны. Министр развил тогда концепцию содержания возможной декларации об отношениях государств НАТО и Варшавского договора. Ее основными элементами были такие положения, как отказ рассматривать друг друга как противников, неприменение силы первыми, незыблемость границ, воздержание от угрозы силой или ее применения, неоказание любой стране, первой применившей силу, военной, экономической и другой помощи, обязательство строить отношения на основе добрососедства, готовность способствовать созданию общеевропейских структур, осуществить трансформацию своих союзов, шаги по реальному сокращению вооружений, уменьшение роли ядерного оружия в военных доктринах и военной деятельности, установление регулярных связей между обоими союзами, аккредитация дипломатических представителей, активные контакты по военной линии и т. д. Многое из этого вошло затем в парижский документ. Эта программа могла быть ориентиром в развитии отношений с НАТО на предстоящий период, если, разумеется, обстоятельства позволили бы это.