Юлий Квицинский - Время и случай

С самого начала перестройки я был убежден, что ее успех или неуспех будут зависеть прежде всего от того, удастся ли нам осуществить глубокую экономическую реформу, добиться подъема народного хозяйства и ощутимого роста благосостояния наших людей. Вложив труд и жизни двух поколений в обеспечение безопасности страны и достижение военного паритета с Западом, прежде всего с США, Советский Союз — государство более бедное и отсталое, чем его западные соперники, — не смог, не успел догнать капиталистический мир по экономическим и многим социальным показателям. Можно спорить, реально ли было ставить такую задачу вообще. Наша нация моложе народов Запада на 6–8 веков, и этот культурно-цивилизационный разрыв не удавалось в один присест перепрыгнуть никому — ни Петру Великому, ни Сталину, ни коммунистам вообще.

Но достигнув военного паритета, стронув с места вопрос о реальных сокращениях вооружений на основе взаимности, мы, казалось, могли теперь всерьез заняться экономикой. Разумеется, и думать не думали развалить что имели и откатиться назад. Нет, к тому, что мы имели, хотелось добавить то, чего нам не хватало, повысить общую эффективность хозяйства, поднять производительность труда, создать новые технологии, дать народу более высокий жизненный уровень. Если для этого требовалось что-то менять в существующей политической и общественной системе, все были согласны — надо. Достигнутая мощь, внутренняя стабильность, наличие огромных материальных, интеллектуальных и человеческих ресурсов, казалось, создавали необходимый запас прочности для разумных экспериментов и смелых реформ.

Все годы своей работы в ФРГ я самым интенсивным образом занимался экономическими вопросами, открыв для себя увлекательнейшую сторону жизни человеческого общества. Специалистом в этих делах я никогда не был, но необходимость заставляла учиться. К тому же у меня были первоклассные учителя — лучшие головы западногерманских банков и промышленности. Сначала они, конечно, приглядывались ко мне, но поняв вскоре, что этот посол действительно хочет помогать в развитии деловых связей, готов отстаивать разумные проекты сотрудничества, даже идя на конфликт с собственными министрами, ищет пути для преодоления трудностей и устранения многолетних недостатков, они стали принимать меня всерьез, откровенно делиться своими мнениями, замечаниями, предложениями и планами. Нет нужды говорить, что быть крупным банкиром или руководителем концерна и не быть одновременно политиком — невозможно. Поэтому контакты с этим кругом людей нередко были намного более интересны и поучительны, чем даже контакты с профессиональными политиками и дипломатами.

Я часто и охотно ездил на промышленные предприятия ФРГ, будь то рурские металлургические заводы, машиностроительные предприятия Маннесмана, «Гутехоффнунгсхютте», химические гиганты «Байер» и «Хехст», атомный реактор в Хамм-Унтропе, заводы «Мерседеса», БМВ и «Фольксвагена», предприятия фармацевтической промышленности концерна Берингер-Ингельхайм или заводы «Сименса» и его конкурента — объединения АББ.

Разумеется, я поддерживал регулярные контакты с ведущими людьми делового мира ФРГ и делал это с увлечением и удовольствием. Но особый интерес для меня всегда представляла банковская сфера. Через банки можно видеть многое — экономику страны, основные процессы, которые в ней происходят или еще только намечаются, прогнозировать действия основных политических партий и группировок, успех или неуспех правительств. Чем больше банк, чем лучше он видит и понимает также международные дела. Иначе он был бы нежизнеспособен. В банковских делах в отличие от занятий производственной деятельностью политические ошибки обходятся дорого. Член правления большого международного банка, как минер — он крупно ошибается только один раз в своей жизни. Ему много платят, но и в случае чего обходятся с ним без скидок и пощады. Это люди не только знающие, но также трезвые, самостоятельные и непреклонные в своих суждениях. К их мнению стоит прислушиваться.

Мне в этом отношении повезло, так как с самого начала с ведущими банками ФРГ отношения заладились. Это касалось и «Дойче Банк», и «Дрезднер Банк», и «Коммерцбанк», и «ВестЛБ», и «Байерише ландесбанк». Но особо тесные контакты я поддерживал с руководителями «Дойче Банк» и «Дрезднер Банк» — Кристиансом и Реллером. Говорили мы, разумеется, не только о кредитах и процентах. Нет, речь шла о большой политике, о перспективах отношений между СССР и ФРГ, о возможности осуществления крупных проектов сотрудничества, о ходе нашей реформы, о состоянии перестройки. Я был искренне польщен, когда по прошествии нескольких месяцев д-р Кристиане как бы мимоходом сказал: «Господин посол, вы, кажется, начинаете понимать в деле». Мы с тех пор часто встречались с ним и продолжаем контакты и по сей день.

Интереснейшей фигурой был другой руководитель «Дойче Банк», близкий друг и советник канцлера, Херрхаузен. К сожалению, он не успел «развернуться» на восточном направлении. Вскоре после перехода Кристианса в наблюдательный совет банка он погиб от руки террористов. Мы с И. С. Силаевым, пожалуй, были последними, кого он принимал в банке поздно вечером накануне той трагедии, которая случилась с ним на следующий день по пути из дома на работу.

С деловым миром ФРГ мы встречались не только на переговорах. Возникали и личные отношения, взаимные симпатии. Я бывал не раз в доме у руководителя восточного комитета германской экономики Вольфа фон Амеронгена, председателя правления концерна «Маннесман» д-ра Дитера, у семейства Бшеров-Гмужинских, у многих других добрых друзей. Бывали они и в нашем доме.

Особое, почти ритуальное событие для рурского района — это традиционные охоты, где встречаются все, кто имеет положение и имя на этой ступеньке социальный лестницы ФРГ. Там обговариваются не только большие сделки, но и затрагиваются многие, порой самые деликатные политические вопросы. Что может быть лучше для подобных бесед, чем тропинки осеннего леса, полное отсутствие ненужных слушателей и в то же время возможность пригласить к беседе в любой момент необходимого и влиятельного партнера. Они все здесь — вокруг вас, стоят рядом на номерах, едут вместе в автобусе или машине, толпятся на поляне, где раздают густой гороховый суп «Айнтопф» и горький, настоянный на десятках трав ликер «Ундерберг» либо чай с ромом.

На такого рода охотах я стремился не стрелять. Нет большего греха на этих собраниях, чем нарушить какое-либо из многочисленных и строгих немецких охотничьих правил. Не дай бог убить зверя, не разрешенного к отстрелу. А пойди разбери — выше несущийся вдалеке перед вами кабанчик или ниже вашего колена, мелькнул между деревьями на секунду самец или самка. Стрелял я только на фазаньих и заячьих охотах. Их каждый год устраивал Нестор советско-германских экономических отношений, один из наших самых симпатичных и надежных партнеров, Б. Байц — шеф концерна Круппа.