Юлий Квицинский - Время и случай

Споро шла работа и по подготовке политических договоров с Францией и Италией. Советско-французский договор был согласован нашим послом в Париже Ю. В. Дубининым. Такая же методика применялась и при отработке советско-итальянского договора. Тандем наших послов в Риме и Париже в сочетании с опытным и сильным в деловом отношении начальником 1-го Европейского управления А. И. Глуховым действовал эффективно и слаженно. Лишь для согласования статьи советско-итальянского договора о неоказании помощи стороне, совершившей неспровоцированную агрессию, в Москву, учитывая, важность вопроса, на полдня пришлось прилететь первому заместителю министра иностранных дел Виталоне. Взаимоприемлемая формулировка была быстро найдена, и, ознакомившись с ней, министр возвратил мне текст, шутливо пометив его оценкой «5+».

Оба договора были затем подписаны во время визитов Президента СССР в Рим и Париж. Это были, конечно, неординарные договоры. Они свидетельствовали о крупных переменах в наших отношениях с ведущими державами Европы. Советский Союз начинал выстраивать систему новых договорных отношений со странами Европы, причем содержание этих договоров было подчинено вполне определенной политической логике и замыслу.

Наряду с институционализацией общеевропейских структур начинала складываться сетка двусторонних соглашений, страхующая молодой, еще хрупкий и во многом несовершенный европейский процесс, дающая новое видение смысла и перспектив взаимодействия ведущих европейских государств между собой и с окружающим миром, новое понимание стабильности и безопасности будущих единых европейских пространств. Было очевидно, что Европа еще очень долгое время, несмотря на интеграционные процессы, будет оставаться Европой отечеств. От отношений между отечествами и будет прежде всего зависеть положение в европейской надстройке.

19 ноября 1990 года в Париже открылась встреча руководителей государств — участников СБСЕ. Она венчала собой целый этап многоплановых усилий нашей внешней политики на европейском направлении. Встреча была насыщенной и интенсивной для Президента СССР и министра иностранных дел. Каждый день, в каждый перерыв шли беседы, переговоры.

Для сопровождающих лиц, а в их числе были первый заместитель министра иностранных дел А. Г. Ковалев, имевший прозвище «отца хельсинкского процесса», глав наших делегаций в Вене О. А. Гриневского и Ю. С. Дерябина и меня особой работы не было. Все необходимые документы были заранее отработаны и подписаны в первый день совещания. Дискуссия же проходила в соответствии со сложившейся, причем не лучшей, традицией: руководители делегаций зачитывали тексты своих заранее подготовленных речей. Разумеется, при этом многие скучали либо отсутствовали, предпочитая двусторонние переговоры с коллегами сидению на пленарных заседаниях.

В составе нашей делегации были представители почти всех европейских союзных республик. Прибалты войти в делегацию отказались и попытались получить статус «специально приглашенных» у исполнительного секретаря конференции. Попытка эта окончилась неудачно, и в зал заседаний их вскоре перестали допускать. Это подняло настроение представителей других республик, которые находились среди непосредственных участников конференции, могли наблюдать за ее ходом, общаться с ее участниками. Однако было видно, что такое положение их все же не устраивает. Многие их них, в том числе Н. А. Назарбаев, высказывались за то, чтобы в будущем республики стали непосредственными участниками процесса СБСЕ.

Общеевропейские тенденции, конечно, набирали силу. В Париже были приняты важнейшие решения, ознаменовавшие начало формирования общеевропейских структур. Был создан центр по предотвращению конфликтов, комитет старших должностных лиц, постоянный секретариат в Праге, приняты решения о созыве ряда общеевропейских форумов, семинаров, конференций. Но параллельно нарастали и центробежные тенденции в Советском Союзе, последствия которых ни мы, ни другие участники парижского саммита в тот момент, разумеется, не могли в полной мере предвидеть, а тем более спроецировать их влияние на формирование обстановки в Европе. Не видели все мы тогда и того, сколь близка была уже югославская трагедия. Хотелось верить, что тревожные сигналы не оправдаются, хотелось надеяться, что будущее может складываться только позитивно.

1990 год близился к концу. Я совершил поездку в Испанию, готовя к визиту туда М. С. Горбачева проект совместной советско-испанской декларации, которая должна была послужить прологом к разработке и подписанию первого в истории советско-испанских отношений широкомасштабного политического договора между нашими странами. В начале декабря была поездка в Брюссель для политических консультаций с так называемой «тройкой» ЕС, в ходе которой было условлено с министром иностранных дел Бельгии Эйскенсом начать подготовку и нового советско-бельгийского договора.

Большое значение имела в тот момент беседа с Делором по поводу оказания нам гуманитарной и иной помощи ввиду трудного положения с продовольствием и медикаментами в СССР. Для получения и распределения гуманитарной помощи из-за рубежа к тому времени в Москве действовала специальная комиссия Совмина СССР во главе с Л. А. Вороненым. В основном помощь шла из Германии в соответствии с теми договоренностями, которые были достигнуты во время очередного визита в Москву X. Тельчика в конце ноября.

О визите X. Тельчика канцлер и Президент СССР условились еще во время парижского саммита. Речь шла о крупных партиях продовольствия и товаров народного потребления. ФРГ была готова только по правительственной линии передать нам весь стратегический запас сената Западного Берлина, 28 тыс. тонн продовольствия со складов бундесвера и бывшей НА ГДР, а также примерно 930 куб. метров различных медикаментов. Принимались меры к оказанию нам гуманитарной помощи и по линии частных организаций.

Ясно было, однако, что одних возможностей Германии может быть недостаточно, поэтому X. Тельчик настоятельно рекомендовал поговорить по этому вопросу с Комиссией европейских сообществ. Наша соответствующая просьба, подготовленная в Совете Министров СССР, встретила позитивный отклик Делора.

Но реализация ее несколько затянулась, в частности из-за наступившего вскоре обострения обстановки в Литве.

По возвращении в Москву я постарался уйти в отпуск. Сказывалось напряжение прошлых месяцев, и чувствовал я себя не лучшим образом. Поехали мы с женой в санаторий «Загорские дали», километрах в 70 от Москвы. Однако на душе было неспокойно. Казалось, успехи на внешнеполитическом направлении бесспорны. Авторитет М. С. Горбачева и Э. А. Шеварднадзе за рубежом высок. Была большая степень уверенности в том, что и намеченные на будущий год планы будут также успешно реализованы. Но не давала покоя нараставшая критика, резкое неприятие происходившего со стороны многих депутатов Верховного Совета СССР, массированные нападки на МИД СССР в печати, постоянные замечания, сыпавшиеся в наш адрес из других ведомств, прежде всего от военных. Эти атаки все более откровенно направлялись лично против Э. А. Шеварднадзе, что он, конечно, не мог остро не переживать. Очевидным для меня было, что он не получал ощутимой поддержки своих коллег в руководстве страной. На него нападали в основном консервативные депутаты и журналисты, но чем дальше в лес, тем более слышным становилось молчание и наших демократов различных оттенков. Видимо, уже тогда идея постепенного развала одной из важных центральных союзных структур представлялась некоторым из них достаточно привлекательной, чтобы не спорить со своими противниками.