Адам Nergal Дарский - Исповедь Еретика

Но сейчас уже не слышно о христианском терроре.

Для них пока достаточно плеваться ядом и оскорблять. Но как надолго? Я давно получаю угрозы по Интернету. Не от мусульман, а от католиков. И не уверен, что в один прекрасный день они не заменят слова поступками. Недавно была подобная ситуация на концерте в Жешуве. С утра возле отеля крутилась девушка, хотевшая со мной поговорить. Я думал, что она хочет просто сфотографироваться и получить автограф, но был занят настолько, что не имел возможности пообщаться с фанатами. После концерта, когда шел к машине, я приметил ее краем глаза. Она была очень возбуждена, словно под кайфом. Подошла ко мне, схватила за руку и, со слезами на глазах, сказала: «Адам, какое счастье, что я тебя встретила!» Я спросил, чем могу помочь, но почувствовал что-то неладное. Вдруг она полезла в карман и вытащила бутылку со святой водой. Я выбил это дерьмо у нее из рук.

Но ведь она не хотела сделать ничего плохого.

Содержимое той бутылки — не проблема. Проблема в том, что это была атака против меня. Вторжение в мое личное пространство. Это меня разозлило. Сегодня святая вода, а завтра что? Нож? Соляная кислота? Девушка ничего не соображала. Стояла только и фанатично лепетала какую-то херню про святой дух, не понимая, что мне плевать на все это.

Ты провоцируешь людей. Хотя бы сравнивая христианство с коммунизмом. Церковь боролась с большевиками.

Как два пса борются за еду. Но, конечно, я ценю влияние церкви на формирование нашей истории. Но это дело прошлое. Сегодня христианство утратило свой авторитет, и ценности его полностью расходятся с потребностями людей. Я уже говорил, что место ему в музее. Это уже происходит. Костелы становятся музеями. В Лондоне есть несколько святынь, которые переоборудовали в клубы. Нет смысла их разрушать, лучше использовать с умом. Мы тоже играли в таком костеле. Гримерки находились в бывшей ризнице, а сцена раньше была алтарем. В последнем туре по Штатам, в Питтсбурге, концерт проходил в пустой, покинутой верующими церкви. Это превратности судьбы: теперь мы читали проповеди с амвона. Получается такой феномен, который условно можно назвать единичной сменой караула.

Ты не достиг бы большего, если бы говорил то же самое, но более корректно?

Я не политик. Я не могу лгать или скрывать то, что на сердце, под личиной красивых слов.

Сегодня, однако, ты Библий не рвешь на концертах.

Я и огнем не плююсь, хотя когда-то мы делали это на каждом выступлении.

Почему вы перестали это делать?

Ну, уж точно не из-за нападок на меня. Мы прекратили эти шоу на сцене еще до начала медийных атак. Просто нет смысла повторять бесконечно одну и ту же провокацию. Она перестает быть провокацией. Не рисуется ведь два раза одна и та же картина, так? Но все равно наши концерты и дальше заставляют задуматься.

Что вы сегодня предлагаете?

Приходи и увидишь. После концерта, на котором я впервые разорвал святое писание, наш тур-менеджер, сказал, что было disturbing. Это очень емкое английское слово, но оно не до конца разъясняет суть. Означает что-то возбуждающее, но в то же время разрушающее. Когда кто-то так характеризует нашу музыку, я принимаю это за большой комплимент. С кино так же. Самые лучшие фильмы, на самом деле, disturbing. Такие, как, например, Антихрист» Ларса фон Триера или «Роза» Войцеха Смажовского. Идешь вечером в кино, после фильма выходишь и все время о нем думаешь. Просыпаешься на следующий день — и все еще в голове буря. Я бы хотел, чтобы точно так же оценивали наши выступления. Ненавижу, когда люди говорят, что фильм или концерт был отличным…

Вы не играете отличных концертов?

Если кто-то говорит, что наш концерт был отличным, он словно бьет меня по лицу. Отличными могут быть проститутки, а не концерт Behemoth. У меня есть друг джазмен, который приходил на наш концерт в Быдгоще. Сказал, что мы хорошо играли — он ничего не понял. Хорошей была весна в том году. Но точно не наш концерт или — потешу свое эго — фильмы фон Триера.

Депрессия разрушает. Метал обвиняют в том, что он провоцирует самоубийства.

Если у кого-то депрессия, то и романтическая комедия может подтолкнуть к суициду. Одни посчитают это трусостью, другие — смелостью. Я не намереваюсь оценивать такие поступки. Каждый кузнец своей судьбы. Выбираешь смерть? Хорошо. Так ушел из жизни мой друг, Йон Нёдтвейдт из Dissection.

Ты хорошо его знал?

Наше знакомство было коротким, но очень близким. Сначала, конечно, я познакомился с музыкой. Уже в девяностых был его фанатом. Storm of the Light’s Bane я считаю одним из лучших. Йона я встретил позже, в середине прошлого десятилетия.

Вообще, трудно было с ним познакомиться. Ведь он сидел в тюрьме за соучастие в убийстве.

Мы играли с Dissection в Дании. Это был один из первых концертов после освобождения Йона, а я впервые увидел их вживую. Йон был примерно моего роста, может, чуть более накачан. Внимательный, вежливый. От него исходила особенная сила, даже походка была особенной. После концерта он подошел к нам и сказал, что в последний раз такое впечатление на него произвело выступление Morbid Angel в 1991 году.

Удачно вам польстил.

Я иногда встречаюсь с такой «любезностью», но в том случае мнение было искренним. Мы разговорились. Оказалось, что Йон хорошо знаком с нашей музыкой: девушка привозила ему диски, пока он был в тюрьме. Между нами возникло чувство взаимопонимания. Проходили часы, а мы сидели, поглощенные беседой. Как под кайфом. С тех пор мы всегда были на связи, по телефону, по Интернету. Следующая продолжительная встреча состоялась во время музыкальной ярмарки в Германии. Йон искал студию для записи Reinkaos, нового альбома Dissection. К тому времени он уже выслал мне демо-версию: сначала один трек, потом три, а потом и весь альбом целиком. Я был впечатлен, сразу увидел себя в тех песнях. Мне кажется, что сначала люди не поняли совершенство его музыки. Только после смерти Йона сообразили это; его альбомы сейчас все более популярны.

Когда ты видел его в последний раз?

В конце 2005 года он спросил, не хотим ли мы выступить с Dissection на новогоднем концерте в Стокгольме. Конечно же, я согласился. Концерт был назначен на тридцатое декабря, а я хотел провести с Йоном как можно больше времени, поэтому улететь собирался уже после Нового года. Со мной поехала моя девушка, Шелли. Она была родом из Хорватии, а познакомились мы в Швейцарии, на одном из наших концертов. Но в Швеции я не был хорошим бойфрендом, не в тот Новый год. Мы с Йоном пристроились где-то в углу и начали разговаривать, очнулись только около полуночи. Люди вокруг веселились, сходили с ума, а мы почти полдня проговорили о блэк-метале, философии, смерти… Это ненормально. Я откупорил шампанское. Хотел налить ему бокал, но Йон отказался. Потом согласился, поднял со мной один тост, выпил глоток, улыбнулся и сказал, что не брал в рот алкоголя уже несколько лет… После полуночи я пустился в пляс, сходил с ума под музыку Turbonegro. Inferno сходил с ума вместе со мной. Мы были пьяные и абсолютно непредсказуемые. Йон тем временем смылся домой.