Эрвин Бартман - Тяжелые бои на Восточном фронте [Воспоминания ветерана элитной немецкой дивизии, 1939–1945]

Целый час я отчаянно боролся со сном и чувствовал, что усталость вот-вот одолеет меня. Однако вскоре слабый ветер донес до меня голоса, и сон как рукой сняло. Я осторожно выглянул и стал напряженно всматриваться в даль. Кажется, голоса стали громче? Может быть, это была своего рода слуховая галлюцинация, навеянная усталостью и голодом? Или это были все-таки голоса русских солдат? Я напряг уши. Моя кровь сделалась такой же холодной, как капли дождя, который нещадно терзал нас целый день. Едва дыша, я схватил винтовку.

– Эрвин, – прошептал мне Борис, – что это? Мне показалось, я слышу голоса…

Не сводя глаз с залитой лунным светом улицы, я ответил:

– Сюда идут русские. Не меньше десятка…

Мой палец уже застыл на спусковом крючке винтовки, когда вражеские солдаты остановились прямо у нас под окном. Вооруженные автоматами, они бы наверняка начали штурм, если бы обнаружили меня. Имея в своем распоряжении лишь винтовки и гранаты, мы едва ли смогли бы оказать им достойное сопротивление. Затаив дыхание, я отодвинулся поглубже в тень, но по-прежнему держал противника в пределах видимости.

В этот момент среди русских, вполголоса разговаривавших между собой, возник какой-то спор. Один из солдат энергично указывал пальцем в направлении, откуда они только что прибыли. Внезапно голоса стихли. Кто-то позвал их с дальнего конца улицы. Раздался приглушенный смех. Кто-то похлопал по спине солдата, который только что спорил, и они все скрылись из вида. Опустив винтовку, я с облегчением выдохнул – впервые за несколько минут, показавшихся мне вечностью.

Потом мое внимание привлекло скрипение окна в задней комнате.

– Радуга…

Это был наш пароль, произнесенный голосом Бориса! Разволновавшись, я не заметил, как он исчез. Он вошел в гостиную с улыбкой на лице.

– Эрвин, ты слышал, как русских позвал их командир?

– Еще бы! – ответил я. – Считаю, нам крупно повезло.

Борис захихикал:

– Так вот, никакой это был не командир. Это был я! Теперь ты должен будешь за меня подежурить.

В этот момент проснулись два наших товарища. Продирая глаза и вопросительно поглядывая на нас, они не осознавали, какая страшная опасность подстерегала их всего несколько минут назад…

Землю сковали вечерние морозы. Непролазная грязь затвердела. Теперь наши танки, бронетранспортеры и грузовики могли относительно свободно передвигаться по холмистой местности. До Ростова-на-Дону, открывающего путь к кавказским нефтяным месторождениям, было уже рукой подать.

В 3 часа ночи 17 ноября опустился невероятно густой и холодный туман, в котором буквально тонули все звуки и усиливалась темнота. В 6 часов утра к солдатам обратился гауптштурмфюрер фон Вестерхаген.

– Перед нами непростая задача, – сказал он. – Предстоит трудный бой. Напоминаю, что, поскольку возможны ранения в область живота, надо воздерживаться от еды.

Это предупреждение мы уже слышали раньше, и не раз.

Вскоре с первыми лучами солнца туман поднялся, словно занавес, открывая перед нами театр боевых действий. Пехотинцы 1-й и 2-й рот при поддержке минометных и пулеметных расчетов 4-й роты и дивизиона «штурмгешутце» (штурмовых орудий) перешли в наступление. На некотором удалении от пехотинцев 4-й роты заняли позиции танки с намалеванными на броне белыми буквами G (обозначавшими, что эти боевые машины – из 2-й танковой армии Гудериана [18]). Сделав по нескольку выстрелов, танки оставались на месте, вперед не продвигались. А штурмовые орудия без колебаний последовали за передовыми частями пехоты в самую гущу боя.

Мы засели в глубоком противотанковом рву, ожидая дальнейших приказов. Такие рвы, с их крутыми, скошенными склонами, представляли собой опасное препятствие для танков. Не имея пространства для разворота, танк, угодивший в такую ловушку, был, по сути, лишен возможности вести огонь. Естественно, каждый танковый экипаж хотел бы избежать столь уязвимого положения, и танки держались на почтительном удалении. Тем временем наши саперы занимались разминированием. Свое дело они знали хорошо, и вскоре мы снова могли двигаться дальше.

Увидев вдали крыши домов на окраине Ростова-на-Дону, мы с удивлением наблюдали, что танки не сопровождают наше наступление, а держатся вдали от пехоты. Однако мы продолжали выполнять намеченный план, продвинувшись вперед еще на десяток километров. Потом мы стали окапываться, ожидая новых приказов, но противник, ошеломленный нашим стремительным наступлением, поспешно откатывался назад. От планов окопаться мы тут же отказались и бросились преследовать русских, чтобы не дать им времени закрепиться на новых оборонительных позициях.

К тому времени, как мы добрались до окраин Ростова-на-Дону, оторвались от основных сил. У нас не было ни радио-, ни телефонной связи с ними. Зепп Дитрих, командир нашей дивизии, отправил разными маршрутами двух мотоциклистов, чтобы восстановить связь с командным пунктом. Еще связные должны были доложить о том, что мы намерены преследовать русских до Дона, где рядом находились два моста – стальной железнодорожный и деревянный для прочего транспорта. Вскоре мы овладели железнодорожным мостом. Однако недостаток боеприпасов не позволил нам предотвратить отход значительной группы русских войск через деревянный мост. Отступление русских прошло быстро и организованно, и в ближайшие дни нам пришлось пожалеть о том, что нам не удалось им помешать.

Когда, наконец, танки Гудериана [19]появились в Ростове-на-Дону [20], я слышал, как один из офицеров «Лейб-штандарта» выразил свое возмущение командиру танка:

– Куда, черт побери, вы подевались? Где ваши танки?

– О, мы не сопровождаем пехотные части, пока не налажены надежные проходы через противотанковые рвы, – объяснял тот.

Вскоре после того, как наши войска вошли в Ростов-на-Дону, я оказался в группе солдат, среди которых был унтершарфюрер по имени Хан. Мы бродили вблизи уличного перекрестка, делясь друг с другом новостями о том, кто из знакомых выжил, а кто погиб. Когда мы подошли к высокому деревянному забору, окаймляющему одну сторону улицы, ворота – почти неразличимые на фоне самого забора – вдруг резко распахнулись изнутри.

– Внимание! – крикнул унтершарфюрер Хан.

Передо мной мелькнул русский офицер в длинном коричневом кожаном пальто. Он сделал несколько выстрелов из револьвера. Застонав, Хан согнулся. Не успел я опомниться, как русский захлопнул ворота.

Схватившись за живот, Хан прохрипел:

– В погоню за этим ублюдком!

Не задумываясь о том, какая опасность может нас подстерегать на той стороне, мы очертя голову бросились за ворота. Однако русский оказался на редкость проворным, и нам не удалось сделать ни единого выстрела. Возвратившись, мы обнаружили унтершарфюрера лежащим на земле.