Аполлон Давидсон - Сесил Родс — строитель империи

Решающее слово было за Родсом. Он отдал приказ. Правда, не прямо. На запрос Джемсона он телеграфировал: «Читайте От Луки XIV, 31». Раскрыв на указанном месте Новый Завет, Джемсон прочитал: «Или какой царь, идя на войну против другого царя, не сядет и не посоветуется прежде, силен ли он с десятью тысячами противустать идущему на него с двадцатью тысячами». Иначе говоря, Родс спрашивал: хватит ли сил? Джемсон ответил телеграммой: «Я прочел От Луки. Все в порядке».

Это означало войну. Но надо было провести последние военные приготовления и подготовить общественное мнение Англии.

Для создания ажиотажа Джемсон непрерывно сообщал в печать о приготовлениях ндебелов и приближении их сил к фортам компании, об их нападениях на шонов и даже на европейцев. Правда, каждое из этих известий оказывалось вымыслом. Разведывательные патрули, посланные в указанные местности, не обнаруживали там воинов. Но все равно число таких сообщений росло, и у рядового англичанина должно было создаться впечатление, что ндебелы действительно хотят напасть.

В палате общин Э. Ашмед-Бартлетт, депутат промышленников Шеффилда, вопрошал:

— Почему, наконец, правительство не дает «Привилегированной компании» свободы рук, чтобы покончить с атакой матебелов?

Такие настроения дали английскому правительству возможность делать вид, будто оно вынуждено — вопреки своему миролюбию — идти навстречу общественному мнению.

Без помощи правительства трудно было бы успешно провести войну, хотя Родс и заявлял, что его компания «не просит ничего и не хочет ничего». Помощь правительство дало, и вполне реальную. Английский военный отряд, стоявший в Бечуаналенде, уже в первой половине августа начал готовиться к участию в войне, и командир обсуждал с Джемсоном, как лучше объединить усилия «в случае начала военных действий».

Правительство Великобритании разрешило компании увеличить ее вооруженные силы. Премьер-министр Гладстон в палате общин при шумном одобрении многих депутатов огласил слова Родса, что компания может в короткий срок доставить в район фортов еще тысячу вооруженных конников. А партию ружей, уже закупленных Лобенгулой, британские власти задержали в Бечуаналенде.

Самым узким местом в войне были коммуникации. Очень уж трудно было организовать снабжение — через Кейптаун, Капскую колонию, бурские республики, пустыню Калахари. Поэтому Родс форсировал железнодорожное строительство. И железную дорогу с юга, от Кейптауна, и другую, более короткую — на восток, к Индийскому океану, к порту Бейра в португальской колонии Мозамбик. В сентябре первый участок дороги от Бейры протяженностью сто двадцать километров был наконец открыт. К этому времени и военные приготовления компании в основном завершились.

Каждому волонтеру компания обещала после войны по шесть тысяч акров земли под ферму, по пятнадцать — двадцать горнорудных и по пять аллювиальных участков. Были заранее поделены и общественные стада ндебелов: половина — компании, половина — волонтерам. При таких посулах трудно разве набрать войско? Почти все мужчины-европейцы, оказавшиеся в пределах «владений» компании, встали под ружье. Это составило тысячу отлично вооруженных всадников. Были у компании и пушки. И боеприпасов хватало. В качестве носильщиков и вообще для вспомогательных работ в ее войско были мобилизованы туземцы. В соседнем Бечуаналенде английские войска были приведены в боевую готовность, а вождь племени бамангватов Кама обязался выставить против ндебелов две-три тысячи воинов.

Лобенгула и его народ, конечно, знали об этих приготовлениях, если и не все, то, во всяком случае, достаточно много. Сразу же после расправы у форта Виктория часть ндебельского войска, находившаяся на северном берегу Замбези, была возвращена домой. Лобенгула приказал выставить сторожевые отряды на дорогах, ведущих в страну с юга. Английские газеты объявили это доказательством его агрессивности.

Лобенгула отказался брать денежные выплаты по «концессиям» Радда и Липперта — назвал их «кровавыми деньгами». Но даже Грэм Боуэр, имперский секретарь Капской колонии, сообщал 17 августа 1893 года в официальном послании: «Лобенгула явно желает мира и делает, кажется, все от него зависящее, чтобы сдерживать свой народ и защитить европейцев, живущих в Булавайо».

Когда, готовясь к войне, английские власти предложили всем европейцам покинуть Булавайо, Лобенгула давал им провожатых и обеспечивал безопасность в пути. В письмах королеве Виктории и английским колониальным чиновникам он обвинял белых в вероломстве, отрицал существование «границы» и подчеркивал стремление к миру.

«Я спрашиваю Вас, по какой причине Ваши люди ссорятся с моими?.. Что они сделали, чтобы Ваши люди должны были напасть на них? Ведь если бы я послал их, чтобы сражаться, то они бы и сражались…

Ваши белые люди не хотят сказать правду. Они говорят так, чтобы оправдать убийство ндебелов. Сколько белых людей было убито?

Я спросил доктора Джемсона об этом, а также о том, что же дурного сделали мои люди, но он не ответил.

Может быть, они объяснили Вам, а Вы сможете объяснить мне?»

Так Лобенгула обращался к британскому комиссару Южной Африки. А королеве Виктории он писал 19 августа:

«Моим людям сказали, что белые купили эту страну и людей, которые там живут.

Ваше Величество, я хочу узнать у Вас: разве можно купить народ за какую бы то ни было цену?

Моему отряду было сказано, чтобы они оставили оружие, входя в лагерь. Их разоружение было умной уловкой, чтобы атаковать их. Далее, они утверждали, что я не разрешаю им входить в мой крааль с оружием. Это так.

Но, Ваше Величество, можно мне спросить, кого я, разоружив, обманул, а затем убил?

Они также заявили, будто я провел между нами какую-то линию по рекам Шатии и Мньяти, о которой я ничего не знаю. С кем я договорился о такой линии, которая запретит матебелам входить в Машоналенд? Почему Ваши люди убивают моих людей?»

Письмо королеве Виктории должен был передать верховный комиссар Лох. Он ответил Лобенгуле: «Великая королева не согласна, чтобы машонов убивали, а их детей уводили в рабство». Самое же письмо Лобенгулы Лох отправил в Лондон почтой, так что оно пришло туда только 24 октября, через два с лишним месяца, уже в самый разгар войны, тогда как неизмеримо менее важные документы посылались по телеграфу. Но такая необычная медлительность верховного комиссара отнюдь не вызывала протеста со стороны министра колоний. Тот в свою очередь подождал несколько недель, а затем написал Лоху, что в связи с изменившейся обстановкой вообще сомневается в «целесообразности ответа Лобенгуле от имени королевы».