Евмен Доломан - На безымянной высоте

В первый же день мы узнали от своих соседей справа — пехотинцев, что противник не атакует. Но, занимая господствующую высоту, он днем ведет автоматно-пулеметный огонь по нашему переднему краю, а из дальнобойных орудий обстреливает шоссейную дорогу, ведущую в Коломыю с Надвирной, и саму Коломыю, где расположены их (а теперь и наши) тылы.

— Если бы спихнуть его с этой высоты в долину, — говорит один из наших соседей, молоденький сержант Нещадимов, — мы бы улучшили свои позиции, да и тылам, что в Коломые, и ее жителям было бы спокойнее…

Смотрю на этого бравого, совсем юного Нещадимова, наверное, вчерашнего десятиклассника, который мне понравился своей опрятностью, военной выправкой и умением по-командирски мыслить, и думаю, что хорошо было бы перетянуть его в нашу роту. Он, безусловно, поправился бы Байрачному.

Наверное, и командование соседней воинской части рассуждало относительно противника примерно так же, как и сержант Нещадимов.

Когда уже совсем стемнело, подходит ко мне своей энергичной походкой комроты Байрачный:

— Ты, Стародуб, — я заметил в его всегда живых глазах то ли тревогу, то ли озабоченность, — передай командирам взводов, чтобы все автоматчики были на местах! — Он по военной привычке повернулся через левое плечо и, ничего не объясняя, зашагал на КП соседей…

Ночную тишину переднего края иногда нарушают короткие автоматные очереди, будто кто-то бросает полную горсть кремней на дно пустой кадки. Басовито вторят им вражеские пулеметы. Наша сторона молчит… В кратковременное затишье пронеслось по траншее тихое и властное:

— Приготовиться к атаке!

— Приготовиться!

— Ничего лишнего не брать, слышишь, Стародуб? Прикажи своим! — обращается ко мне Байрачный, стоя над моим окопом. — Оставь одного бойца для охраны вещей. Никакого шума, никаких выкриков! Гнать врага до второй линии обороны… А там будет видно…

— Примерно так, как сейчас на дворе…

— А что тебя беспокоит?

— Удивляюсь. Без артподготовки, без танков… У него же там пулеметные гнезда… Подпустит нас до половины нейтралки, а потом чесанет раз-другой, да и все. Разве так не бывало?..

— Атакуем не мы, атакует наш правый сосед — пехотинцы. Мы лишь поддерживаем, прикрываем его левый фланг, чтобы немец не зашел с тыла. Я тоже долго думал над этим. Колебался… Но если сосед атакует, то не поддержать его мы не можем. Ведь взаимовыручка и взаимоподдержка — святой закон фронтовой жизни. Пренебрегать им — преступление!

— А рисковать людьми — не преступление? — еле-еле сдерживаю нарастающий протест против этой, как мне кажется, ночной «авантюры».

— На войне без этого не обойтись… Но в данном случае мы ничем не рискуем! Я сам пойду впереди атакующих. Конечно, какая-нибудь случайность не исключена… — Байрачный немного помолчал и, видно, заметив, что я не полностью согласен с ним, пояснил: — Мы будем держаться нашего правого соседа, как последние птицы в журавлином клине…

Я не успел ничего ответить.

— А теперь, Стародуб, выполняй приказ! — добавил уже командирским тоном Байрачный и зашуршал плащ-палаткой вдоль траншеи.

Снова затишье. Тревожное ожидание замедляет течение времени. Левее нас, где линия обороны полудугой выгнулась вперед на пригорок, время от времени падают яркими звездами осветительные ракеты. В их бледном сиянии и деревья и кусты кажутся фантастически призрачными, будто принесенными сюда с других планет…

— Сколько уже на твоих трофейных? — спрашиваю у Губы.

— Без двадцати час, — отвечает Николай, что-то жуя.

— Ты что, опять ужинаешь? — удивляюсь.

— Та нет. Немного не доел, решил закончить. А то вдруг откину копыта, так чтобы не пропало… Жалко же будет.

В это время поднялся шум, будто стая невидимых птиц зашелестела крыльями. Кто-то справа от нас пронзительно свистнул. И сразу же — сдержанное, призывное:

— Быстрее, быстрее! Не отставать!

Бежим по мягким росным травам, даже за голенища росинки попадают, бежим вверх, быстрее начинает стучать сердце в груди, но дыхание перевести некогда.

— Быстрее, быстрее! — кто-то горячо дышит прямо в затылок.

Несколько громких взрывов гранат раскалывают на кусочки тишину. Ворчат коротко и сердито автоматы. И я повторяю магическое слово, то ли для себя, то ли для других — не пойму: «Быстрее, быстрее!» — и неожиданно падаю в глубокую узкую яму. Автомат вылетает из рук. В горячке нащупываю его в темноте и стремительно выкарабкиваюсь из ямы. Перед глазами вспыхивает синеватое пламя — пульсирующее, тревожное. Бьет горький, приторный дым, прямо в лицо из дула чужого автомата. «Ну вот и все, — думаю, — Стреляли по мне… Но почему же я не чувствую боли, не падаю?..»

Сзади меня что-то тяжелое сваливается в траву.

— Если бы я не оглянулся, — говорит, задыхаясь, Вадим Орлов, отводя от меня автомат, — он бы тебе череп разбил прикладом. Уже было занес, как молот, для удара…

Я глянул через плечо. Здоровенный немец растянулся в шаге от меня. «Вместо него мог бы лежать я, если бы не Орлов… Это и была бы та «неисключенная случайность», о которой вспоминал Байрачный, когда говорил, что мы ничем не рискуем…»

— Побежали, — касается моего плеча Вадим.

Впереди — автоматная трескотня, взрывы гранат. Я догадываюсь, что уже идет схватка за вторую линию траншей вражеской обороны. Спешим туда.

— Ну, ты и напугал меня… Мне показалось — выстрелил прямо в глаза, — признаюсь Вадиму.

— Ничего, — бодро откликается Орлов. — От испуга какая-нибудь бабуся вылечит, а вот череп склеивать люди еще не научились…

Наткнувшись на бруствер, прыгаю в небольшой ров. Посылаем короткие очереди вдогонку врагам.

…Утром, когда все понемногу утихло, к нам пришел сержант Нещадимов.

— Многим из ваших повезло попасть на госпитальный отдых? — спросил Николай Губа, как у старого знакомого.

— Двоих немного поцарапало. Дальше медпункта они не ушли. В госпиталь мы не очень торопимся, после лечения трудно попасть в свою часть… А кому же охота разлучаться с друзьями?..

«Выходит, перетянуть, — подумал я, — к нам Нещадимова не так-то просто, если он такой патриот своей пехотной части…»

В ночь под воскресенье нас вывели из окопов — пришла смена. Уже на марше меня догнал Байрачный. За минувший день, когда мы спешно переоборудовали отвоеванные у у врага позиции, нам не удалось поделиться с Байрачным впечатлениями о недавней ночной атаке. А она была единственным, собственно, боевым эпизодом за все наше недельное пребывание в обороне.

Потому я и не удивился, когда ротный вместо приветствия спросил:

— Ну, как тебе, Стародуб, ночная вылазка? — Байрачный весело подмигнул и продолжал: — Хотя мне и рассказывал командир пехотного батальона, как она планируется и готовится, но я, по правде говоря, немножко перетрусил. А что, думаю, если противник каким-то образом разгадает наши намерения? Если бы мы понесли потери, Фомич шкуру бы с меня спустил…