Александр Розенбаум - Бультерьер

Мы почему-то очень неуважительно относимся к собственному языку. И это при нашем-то великорусском шовинизме. Но млеем от всего иностранного.

Порой говорю себе: ну, плюнь ты, подумаешь, «шоп» написано по-русски или «говорящие головы» на телеэкране играют в игрушки типа «саммит», «консенсус». Но я помню, как эти типы обвиняли меня в западнопоклонничестве, когда я носил джинсы или жевал жевательную резинку. А теперь сами не понимают, что делают, и называют себя при этом россиянами. Какие они, к черту, россияне! «Не устаю за власть свою радеть — она сидит, родная, в “Белом доме”. Представь, американский президент поставил себе Кремль в Вашингтоне!»

Кто ударился в «иностранщину»? Тупоголовые обыватели. Они всегда были, всегда есть и всегда будут. Это они «шопы» развели — там, где и не надо. Представьте в Нью-Йорке русскую вывеску: «Гастроном»! А у нас, похоже, целая генерация определилась — генетические «Иваны, не помнящие родства». Как-то иду по Томску и вижу — на киоске русскими буквами написано: «АЙС КРИМ».

Если бы этот киоск был в гостинице «Интурист», то и тогда сверху надо было написать «Мороженое», а уж ниже, под ним, «Ice cream» — для иностранцев.

А журналистика? Она направлена только на то, чтобы всех уделать… Журналисты ведь должны понимать, что к чему. А то когда читаешь газеты, то такое ощущение, что у нас ничего, кроме говна, не осталось, что в стране нет ничего хорошего!

Времени читать книги очень мало: огромное количество периодической печати. Водитель мне привозит газеты, в машине я их прочитываю. Книги же читать удается в самолете, в поезде…

Я бы с удовольствием читал серьезную литературу, но, честно говоря, я не встречал молодых толковых писателей. Поэтому перечитываю рассказы Чехова или «Войну и мир». А в самолетах и поездах читаю в основном мемуарную литературу, которой сейчас появилось во множестве и тоже очень разного качества. Люблю фантастику: от Кларка просто дурею, Саймак, Шекли — любимые авторы. Детективы мне читать тяжело. В свое время в самиздате, в конце восьмидесятых, начитался Чейза: читал запоем все, что появлялось, до полной пресыщенности. Мне этого вполне хватило.

Сейчас в литературе меня в большей степени интересует момент познания. На жвачку жаль времени, так что предпочитаю факты, цифры, события, впечатления. Люблю Радзинского — он пишет красиво, говорит красиво, мыслит красиво. А Диккенс остается Диккенсом, Куприн остается Куприным…

Те же отношения и с видео. Покупаю документальные фильмы, практически все, что касается «National geographic». Боевики смотрю крайне редко, зато фантастику — с удовольствием. Очень люблю спецэффекты, интересные съемки.

Современное русское кино? От этого же можно с ума сойти… Тем более что я посещаю все эти «Кинотавры»… Мне нравится «Ермак», «Окно в Париж», «Утомленные солнцем» — это кино. Что еще? В фильме «Вор» сыграл мальчик хороший… Сейчас ведь если в кино где-то умный взгляд проскользнул, тут же на «Оскара» тащат — настолько это необычно. Где такие картины, как «Коммунист» или «Белое солнце пустыни»? В тоталитарном государстве хотя бы эзопов язык совершенствовался, а сейчас что совершенствуется?

Мы абсолютно теряем национальные корни, люди делают слепо подражательные картины. Нам никогда не угнаться за тем же Голливудом в определенных вещах. «Не валяй дурака» — это милый, добрый фильм про наших родных мужиков, «Окно в Париж» — это наша жизнь, это наше национальное кино. А все эти боевики с несуществующими в реальной жизни вымученными типажами — куда им до ухоженного, мощного и реального Брюса Уиллиса?

Дома музыку слушаю не часто. В основном — в машине. Домой прихожу поздно: весь день на колесах или в офисе, или в концертном зале… А слушаю ту музыку, в которой присутствует мелодическая мысль. Это вовсе не значит, что авангардный джаз — плохо. Нет, это замечательно, но это не мое. И это не значит, что Ник Кейв — это ужасно. Наверное, это замечательно, но тоже не мое. Когда поет Лагутенко, он у меня вызывает не просто неприятие, а крайнюю степень отторжения. Мумий-Тролль… Это тот же Ник Кейв, с той только разницей, что Кейв много лет сидел на героине, а потом перешел на водку, а Лагутенко — здоровый человек с нормальной психикой. Но делает почему-то тоже самое. Для будущего — они несостоятельны. Они, может быть, не однодневки, пусть — трехдневки. Они модные, и не более того. Если музыка не имеет мелодии, она не имеет смысла.

Поэтому я всегда слушаю то, что мелодично: от традиционного диксиленда до… «Ленин всегда живой». Эта песня обладает фантастической мелодикой.

К сожалению, в машине я не вожу классические диски, а по радио ее не передают. И очень жаль — ведь популярная классика всегда слушается с удовольствием.

Очень люблю Морриконе. Из машины его диск просто не вынимается. Стинг, Клэптон, «Битлз»… Очень люблю звучание виниловых дисков. Недавно купил коробку «Битлз» с переизданиями всех альбомов.

На Элтона Джона в Москву специально поехал. Посмотрел, послушал… Интересно, что вся аппаратура на концерте была московская — ни одного ящика Элтона Джона не стояло. И все это звучало так мощно, плотно, чисто, что все наши рокеры-попперы, народные и какие угодные звезды должны повесить свои инструменты на гвоздь и никогда больше их не трогать. Все, ребята! Отдыхайте все! Руками, пальцами и ушами не вышли!

У наших музыкантов сегодня есть инструменты не хуже, а звука нет! Потому что и голова не та, и сердце не то, не говоря уже о руках, пальцах. Недаром Поль Мориа скрипачей брал наших, трубачей — из другой страны, ударников — из третьей… Если мне надо будет записать что-то с симфоническим оркестром, я возьму российских музыкантов, но рок-музыку с нашими записывать не буду никогда. Они просто по своему генотипу не сыграют так, как американцы или англичане.

Пришло время, когда захотелось отчитаться за истекший период. За то творчество, которое было неизвестно широким массам населения. Хорошо это получилось или нет, нужно было это тогда делать или не нужно?.. Можно задавать эти вопросы, но я должен был это сделать так, как это было. Раньше мы бы не смогли сделать в любом случае — для этого потребовалось бы огромное количество времени и сил, репетиций.

Может быть, когда-нибудь я возьму старые записи и попытаюсь их восстановить, отреставрировать. Сейчас же я взял свои любимые, лучшие песни того периода — «Карлик», «Спокойной ночи»…

Проблема была с живыми барабанами, потому что на это не было времени: нужно было засесть на месяц в студии. Для меня тогда это было делом нереальным. Поэтому сделали клавишную ритм-секцию.

Я обязательно буду делать альбом — свои сегодняшние рок-песни, которые на концертах исполняются сейчас с мощной электронной обработкой, с дилэями… У меня написано очень много рок-музыки, и все это я буду записывать «вживую», с живыми барабанами, как надо.