Александр Коржаков - Бесы 2.0. А цари-то ненастоящие!

Я достаточно хорошо разбираюсь в механизмах таких «утечек» и получения компрометирующих материалов. Поверьте, в середине 90-х годов спецслужбы располагали технологиями, позволившими бы и родинку на попе проститутки разглядеть, не то что черты лица партнера. Если бы стояла задача записать похождения генпрокурора, на видео было бы четко видно, брился он в тот день или нет.

В появлении пленки Скуратов обвинил Кремль и спецслужбы: «Они в панике думали, что бы такого сделать, чтобы я ушел со своего поста, и выбрали этот способ».

Больше всего меня возмутил комментарий Ельцина, когда он обсуждал кино «Трое в постели» с Е. Примаковым. Бороться с преступностью, дескать, могут только безупречные люди, а «нечистоплотность и политиканство несовместимы с высокой должностью генерального прокурора». Однако 142 сенатора из 151 отказались снять Скуратова с поста генерального прокурора, и Ельцину пришлось отстранять его своим указом.

Как у нас в народе говорят, «чья бы «мычалка» мычала» про нечистоплотность. Я не стал тогда эту тему затрагивать, хотя мог многое рассказать о Ельцине, который подавался публике верным мужем и образцом для подражания. В тот день, когда он вылез со своими комментариями по ситуации со Скуратовым, у меня было интервью одному из телеканалов. И я журналистов попросил: ребята, у вас есть выходы на Кремль, меня туда не пускают, так вот передайте там — если президент еще раз рот раскроет, если будет очернять честных людей, то и я заговорю.

Но сразу подчеркну: я его на мотороллере к любовницам не возил. Зачем мотороллер, если есть тонированная «Волга» с финским бархатным салоном…

…Когда Борис и Наина Ельцины приехали в Москву из Свердловска, для широкого употребления всячески поддерживалась легенда о том, что он — настоящий коммунист, то есть практически идеальный мужчина и муж, раньше думающий о Родине, и только потом — о себе. В это же время сам Борис Николаевич с широкой улыбкой бывшего наставника двух женских волейбольных команд рассказывал мне, какой он опытный бабник, и давай, мол, Александр Васильевич, организовывать уже бордельеро.

От первого забега в ширину у меня осталась недобрая память, потому что я тогда сильно простудился. 1989 год, поздняя осень, первый снег, ночь, дом в Подмосковье под Зеленоградом с накрытым столом и горящим камином. А я на морозе на протяжении нескольких часов обеспечиваю безопасность в ботинках на тонкой подошве, невольно наблюдая «забег» в окна, на которых не было штор…

Следующая часть марлезонского балета могла закончиться уже не моим насморком, а репутационным ущербом для высшего должностного лица России. 1991 год. Два президента в одной берлоге: Ельцин (РСФСР) и Горбачев (СССР), в Москве — двоевластие. Осенью стали подбирать ЕБН госдачу. У него до той поры была в Архангельском, но для президента России та дачка — прямо скажем, никакая, с одной горничной на пять домиков. Дача была в ведении Верховного Совета РСФСР и не подлежала госохране с контролируемым периметром, комендантами в погонах, садовниками-прапорщиками и дворниками-сержантами. В то же время по всему Подмосковью имелось полно дач по линии 9-го Управления КГБ СССР, с площадью участков в 10–20 гектаров и соответствующим первому российскому президенту «царским» комфортом. К слову, позже, после путча Горбачев решил поделить с Ельциным имущество, в том числе и дачи. Но ему не дали этого сделать: было создано Главное управление охраны (ГУО), и его начальник, генерал-майор Владимир Степанович Редкобородый, сам все распределил, на что Борис Николаевич потом долго обижался: считал, что его обделили.

Подбирая госдачу Ельцину, осмотрели около пяти различных вариантов, в том числе и в Сосновке. Кстати, одну из тамошних дач хотели выделить Солженицыну — не самую лучшую, но все равно очень приличную, с участком в несколько гектаров. Но Барсукову (не Кумарину) тогда не понравилась жена писателя, которая повела себя очень капризно — заявила, что, если не будет прямо вот сейчас второго особняка под архив, они не станут въезжать. Такое ощущение было, что командовала всем в семье она, а не прозаик.

Наконец подходящий вариант госдачи для Ельцина нашли. Встал вопрос набора для нее обслуживающего персонала — сестры-хозяйки, поваров, горничных, официантов. ЕБН сразу заявил: «Меня чтоб обслуживали только девушки, не нужны мужики ваши, от них аппетит портится». Привлекли двух официанток, одна из них — назовем ее Машей — свои функции выполняла особенно изящно и профессионально, засмотришься. Ну и плюс к тому — красавица, очень молодо выглядевшая, так, что и не скажешь, что у нее двое детей и муж-милиционер. Жили они в милицейском общежитии, очень скромно, если не сказать, в нужде. С мужем к тому моменту Маша развелась, но вынуждена была терпеть его присутствие по месту жительства. А куда деваться — не москвичка, приезжая.

На «смотринах» за обедом Маша всем понравилась: хорошее платье, располагающее лицо, аккуратная прическа — она вела себя достойно, кандидатуру даже Наина одобрила.

К тому же сразу было заметно, что Маша — строгих правил, держала дистанцию, и с ней никто не вел себя фамильярно. Облапать, как Трамп, схватив за… — это ни-ни, у мужиков на даче не возникало на ее счет никаких мыслей, выходящих за рамки работы. Есть такие женщины, глядя на которых сразу отмечаешь: красивая, но — не более того. Недоступная.

Так и носила она кофе-чай Ельцину, суп в тарелку наливала и котлеты подкладывала. Пока однажды не грянула буря…

В тот вечер Ельцин сказал, что останется на даче ночевать, предупредил по телефону об этом Наину, попросил принести в кабинет ужин и в его ожидании разминался коньячком. Я спускался по центральной лестнице, собираясь выезжать в Москву, и с кем-то говорил по спутниковому на ходу. И вдруг мне навстречу из примыкающего коридора буквально вылетает Маша. Я даже аппарат выронил от неожиданности. Всегда безукоризненно выглаженное платье порвано, шея и открытые плечи — в засосах, предплечья исцарапаны. В голове промелькнуло: так выглядела в каком-то старом кинофильме служанка-рабыня на американском Юге, которую хотел изнасиловать хозяин-плантатор, а она смогла сбежать, изловчившись дать пинка по мужскому достоинству.

Маша, рыдая в голос, пыталась обрывками платья прикрыть голое тело, а я, моментально сообразив, что именно там случилось, бормотал банальности, потому что за годы моей службы такая ситуация приключилась впервые:

— Машенька, успокойся, это недоразумение, я прошу тебя, тише — охрана услышит, все сделаем для тебя, только не поднимай шума…

— Александр Васильевич, я вас очень уважаю, но я так это не оставлю… Я журналистов соберу… Мне такая работа не нужна, я не крепостная, чтоб так со мной! Я никакого повода ему не давала!..