Келли Френч - Джунипер [История девочки, которая появилась на свет слишком рано]

Я взял телефон с полки за кроватью и позвонил в больницу.

«Палату 670, пожалуйста», — сказал я.

Келли спала рядом со мной. Мы снова начали держаться за руки, и иногда, когда я был за рулем, она гладила меня по щеке. Однако большую часть времени она была далека от меня.

Кто-то отозвался на другом конце провода: «Отделение интенсивной терапии новорожденных, это Ким».

Я чувствовал себя лучше, когда Ким Джей была на дежурстве. Она была нашей главной ночной медсестрой, ветераном, которому было известно о недоношенных младенцах не меньше, чем лучшим специалистам в отделении.

— Как она? — спросил я.

— Пока все хорошо, — ответила Ким. — Очень тихо.

Ее голос был спокойным, но с ноткой игривости.

Во время моих ночных звонков мне часто казалось, что Джуни только что вытащила трубку дыхательного аппарата, чтобы рассказать шутку, и что Ким вот-вот засмеется.

Но как только я положил трубку, тревожность вернулась. В тот момент, когда я закрыл глаза, я тут же снова провалился в яму.

Я снова проснулся около четырех и не мог избавиться от убежденности в том, что в организме Джунипер происходит нечто непоправимое. На протяжении нескольких дней что-то шло не так, но никто не замечал этого, а теперь стало уже поздно.

За окном небо осветила молния. Я моргнул, молния мелькнула вновь, и я увидел освещенный ею задний двор. Затем вдали зарокотал гром, и капли дождя застучали на крыше. В этот момент я понял, что видел молнии и слышал гром в своем кошмаре. Однако понимание этого не рассеяло мой страх.

На рассвете я отправился в больницу. К тому времени небо так расчистилось, что еще с автомагистрали я мог видеть очертания города Тампы за заливом. Солнце раскрашивало горизонт розовым, оранжевым и фиолетовым, словно это был огромный холст, расписанный Ротко.

В больнице я, как обычно, прошел мимо вереницы матерей и отцов, бледных, измученных, направлявшихся на парковку, сжимая в руках одеяла и подушки. На других этажах родители часто оставались на ночь в палате. Я восхищался их стойкостью. Они сидели рядом со своими детьми всю ночь, слушая, как те разговаривают во сне, прислушиваясь к тревожным сигналам монитора и проигрывая в своей голове каждый тихий разговор с больничным священником.

Теперь они вынуждены были идти на работу и притворяться, что у них есть жизнь за пределами этого здания. Как им это удавалось?

Когда я зашел в палату, то понял, что Джунипер плохо. Отек не спадал, и затылок напоминал кирпич. Ее глаза были закрыты, и она практически не двигалась, не считая подергивания рук. Она явно не хотела, чтобы к ней прикасались. У нее не выдалось ни одного хорошего дня с самой операции. Когда я прикоснулся к ее ладони, она в ответ не ухватилась за мой палец. Эта маленькая девочка стала вместилищем для трубок, проводов и капельниц, жертвой медицинских протоколов и процедур.

Я всеми силами старался не разрыдаться, когда в палату вошла доктор Маккарти. Я не видел ее с того дня, когда наша дочь появилась на свет. Тогда она, с морщинистым лицом и аурой всезнающего человека, напомнила мне Йоду. В тот день ее присутствие придало мне сил. Теперь я не знал, что и думать. Почему она появилась так неожиданно?

«Похоже, все в порядке, кроме странного отека головы, — сказала доктор Маккарти. — Не могу сказать с уверенностью, почему это происходит».

Она открыла инкубатор и аккуратно повернула голову Джунипер. Она проверила подачу кислорода и поступление лекарств, а затем снова взглянула на голову. Было видно, что она озадачена отеком, и выглядела более обеспокоенной, чем сама того хотела. Она перечислила возможные причины скопления жидкости и сказала, что назначит УЗИ, чтобы посмотреть, не протекает ли ПИК. Паузы между произнесенными ею предложениями казались слишком долгими и наполненными скрытым смыслом.

К тому моменту мне уже были известны нюансы в работе отделения интенсивной терапии, о которых не было сказано в брошюре. Я стал немного разбираться в секретном языке персонала, начиная от администратора и заканчивая врачами. Я видел, как они отдают распоряжения, замечал, что их смешит и злит, и наблюдал за взглядами, которыми они обменивались, полагая, что их никто не видит. Я был свидетелем ритуалов, которые они выполняли на рассвете, и их тихих полуночных собраний, которые они устраивали, пытаясь спасти очередную жизнь. Я знал, как выглядели их лица, когда они добивались успеха, и как менялось их выражение, когда они признавали, что ничего уже нельзя сделать.

Выражение лица Йоды меня насторожило.

Страх не отступал целый день. Когда я был уже не в силах это выносить, я поехал в супермаркет, чтобы купить что-нибудь к ужину. Только я вошел домой и стал разбирать пакеты с продуктами, как мне позвонили из больницы. Отек Джуни увеличился, ее кровяное давление падало, количество мочи было скудным, и скорее всего присоединилась инфекция. У нее собирались взять кровь и мочу на анализ и установить новый катетер. Врачи также хотели заменить ПИК, но для этой сложной процедуры требовалось разрешение родителей. Одному из нас необходимо было немедленно приехать в больницу.

Келли была напугана и растеряна, к тому же у нее першило в горле, и она боялась, что заболела. Она не могла подвергать Джуни риску заразиться. Я поцеловал ее и ринулся к двери.

По пути я вспомнил свой ночной кошмар: гром и молнии, ужас, который охватил меня ночью и не отпускал весь день. Мое подсознание сложило воедино все подсказки, которые я собирал после пробуждения, проанализировало их и послало мне удивительно простое сообщение.

Джунипер на пределе.

Когда я зашел в палату, Йода стояла рядом с инкубатором. Она выглядела еще более обеспокоенной, чем раньше. Она сказала, что повышает содержание кортизола в крови Джунипер из-за ее «гипокортицизма». Я не знал, что именно это означало, но, судя по всему, это было необходимо для повышения кровяного давления моей дочери.

«Не понимаю, почему ее давление падает, — сказала доктор Маккарти. — Возможно, она пока настолько мала, что ее почки просто не справляются».

Медсестра и лабораторный техник брали у Джунипер кровь и мочу на анализ и готовили ее к установке катетера. Они накрыли ее лицо марлей и смазали пах бетадином. Лабораторный техник сдвинул все трубки, так, чтобы ничего не запутать и не выдернуть.

— Ты держишь ПИК? — спросила медсестра, придвигаясь ближе.

— Держу, — ответил техник.

— Итак, милая, — сказала медсестра, пытаясь установить катетер.

Однако тот не входил. Катетер был слишком велик для уретры Джунипер.

Медсестра держала Джуни за ноги. Малышка была такой отекшей, что почти не могла двигаться, но умудрялась извиваться, пинаться и толкаться. Она имела возможность выражать свой протест только так, ведь кричать она не могла.