Артём Драбкин - Танкисты. Новые интервью

Когда во второй раз ворвались в Полоцк, нас сопровождала пехота. Когда вошли на улицы, они за нами спрятались. Немцы увидели, что танки поддерживаются пехотой, и стали отступать, начали бросать дома, а мы били по пулеметным точкам противника, после чего пехота продвигалась вперед. Когда освободили Полоцк, нас перебросили под город Браслав. Дальше вышли в Литву. Здесь были топкие места, воевать было тяжело. Здесь во время Каршунайского прорыва мы прошли 120 километров, взяли Тукумс и вышли к Балтийскому морю, где набрали в четверть морской воды и отправили в подарок командующему 1-м Прибалтийским фронтом Герою Советского Союза генералу армии Ивану Христофоровичу Баграмяну.

В октябре 1944-го после переформировки мы начали наступление западнее Шауляя. Ворвались в проволочное заграждение и проделали проход в минном поле для линейных танков. В этом бою использовали тралы. Они были очень эффективны против мин противника. Пятитонный трал ПТ-3 представлял раму, к которой, в свою очередь, шарнирно, через траверсу, крепилась ось. На ось были надеты две группы стальных катков. Каждая группа состояла из пяти катков, на конце которого были так называемые «шпоры», которые давили на мину. Группы катков на оси были распределены так, что они оказывались на одной прямой с гусеницами танка. Действие трала заключалось в том, что двигающийся танк толкал перед собой раму с катками. Наезд катков на мину приводил к срабатыванию нажимного взрывателя и взрыву мины без ущерба для танка, который после взрыва мог продолжать движение. В результате на минном поле взрывались противотанковые и противопехотные мины, сами же взрывы для катка были не страшны.

В этом бою мне довелось поджечь танк противника. После того как мы прорвали оборону противника и прошли вперед за местечко Упина, с фланга мой танк атаковали два орудия. Я их подбил из орудия и стал поливать отступающую пехоту противника из пулемета. Конечно, стрелял и радист, но знаете, тот пулемет, который был у него, использовался скорее для устрашения, ведь там было очень маленькое наблюдательное отверстие, в которое радист ничего не мог увидеть. Так что стрелял больше для наведения паники. Затем я увидел блиндаж и его так же подбил осколочным. И вдруг смотрю, сбоку какой-то лесок небольшой, скорее даже рощица, и в ней сидит танк. Смотрю, он пушку в мою сторону поворачивает. Я выстрелил и первым же снарядом попал ему в гусеницу. Разбил ее. Башнер зарядил второй снаряд, и мы подбили немца. К тому времени выстрелили меньше половины боеукладки. Этот факт стал в дальнейшем для нас роковым.

Мы двинулись вперед по голой местности, потом развернулись и наткнулись на немецкую засаду. Вражеские танки засели на возвышенности, поросшей лесом. Первым же выстрелом болванкой попало прямо в прибор наблюдения МК-4: Грише Бабичу оторвало голову; второй снаряд, бронебойный, попал в борт, прошел дальше в моторное отделение, пробил перегородку и разворотил воздухораспределитель для запуска танка. Меня в башне контузило. Спасло то, что выскочившие из танка механик-водитель и стрелок-радист вернулись за мной и оттащили метров на тридцать. Когда очухался, наш Т-34 уже начал гореть, еле успели вынести тело Бабича. Затем раздался мощнейший взрыв – это сдетонировали снаряды, и башню взрывом отбросило метров на восемь от танка. Если бы я остался в танке, то неминуемо погиб бы.

Остальные наши танки попятились назад, чтобы не подставляться, и открыли огонь. В это время на «Студебекерах» подлетели артиллеристы, у них были 100-мм полевые пушки БС-3. Прямо напротив возвышенности выкатили орудия, грузовики отъехали, и они так открыли огонь по врагу, что немецкие танки быстро отступили. За эти бои меня наградили орденом Красная Звезда.

Получив новую машину, в боях на Либавском направлении мы продолжали наступать, расстреливали вражеские пушки и пулеметы. В одном бою я встал за дом, в это время подбегает ко мне подполковник и просит: «Танкист, выручай, наша пехота залегла и не может продвинуться». А там местность была неровная: то поднимается, то опускается. За холмом располагался дом, от которого с нашей стороны было виден только чердак, остальная часть закрыта. И с этого чердака бил немецкий пулемет. Ну, я запустил туда снаряд, прицелился и решил второй кинуть – выстрела нет, что такое, затвор не открывается. Оказывается, сломалась пружина, и он заклинил. Но я снаряд все-таки выпустил туда, чем подавил огонь, а потом, по всей видимости, немцы второй пулемет занесли, и он снова стал бить. Тогда я выпустил по нему из пулемета два диска. Наша пехота пошла в атаку, взяла этот дом. Дальше в наступлении уничтожил закопанное противотанковое орудие. Просто-напросто на него наехали и протаранили. За эти бои мне вручили второй орден Красной Звезды.

В дальнейшем блокировали курляндскую группировку противника. Наш полк, как относившийся к резерву Верховного главнокомандования, постоянно перебрасывали с участка на участок для того, чтобы делать проходы в минных полях. Из-под Либавы перебросили в Восточную Пруссию, где мы участвовали во взятии города Тильзит. Там у нас так получилось, что мы вышли на рубеж развертывания и сразу пошли в атаку без трала. И когда вышли к городу, немцы были там хорошо укреплены, но нас поддерживали самоходки СУ-152: они как начали садить по вражеским огневым точкам, что ужас, да еще мы поддерживали их огнем. Хорошо, осколочными снарядами стреляли. Вступили на окраину города, дальше не стали продвигаться, сильный огонь был, особенно активно стали действовать немецкие фаустники. У нас сначала один танк загорелся, затем второй, третий. Я вижу, что дела нет, и приказал механику-водителю остановиться. Решил заехать во двор, под деревья. Слева от меня сарай стоял, прикрывал, а дальше была открытая местность. Внезапно из-за сарая выехал немецкий тяжелый танк и встал бортом ко мне. Я говорю башнеру: «Заряжай и наводи пушку». По ТПУ командую – вправо, вправо, он пушку навел, спрашиваю дальше: «Видишь борт, по нему и бей».

А немец стоит и стреляет. Башнер выстрелил, и тут мы дали маху. Надо было бить бронебойным, а мы взяли и зарядили подкалиберный. Он дырку небольшую сделал, и все. Но внутри танк не загорелся. Но, видимо, кого-то ранили, потому что смотрю, вражеский танк начинает разворачиваться, и приказал заряжать бронебойным снарядом. И только им саданули – смотрим, немцы выскакивают из танка. Здесь наша пехота подошла, я открыл люк и сказал пехотинцу: «Вот, правее в 200 метрах немецкий танк». Этот командир пехоты что-то крикнул своим, и я видел, что из танка выскакивали немцы, в которых стреляли бойцы. Дальше мы понесли большие потери в конце января 1945-го, на подступах к городу Мемель. Немец заложил на нашем пути фугасы: они под днищем взрывались, танки горели, и даже тралы взлетали в воздух.