Артём Драбкин - Танкисты. Новые интервью

– Что было самым страшным на фронте?

– Я вам отвечу так. По себе чувствую, что на передовой человек превращался в какое-то подобие камня. Как будто ничего не страшно. Вначале, пока ты не был обстрелян, чувствуешь страх. То там снаряд попадет, то пуля, а потом уже, по ходу боевых действий, приходило безразличие. Мысли крутились вокруг одного: лишь бы я видел противника, победил и справился с поставленной задачей.

– Как мылись, стирались?

– Вшей, бог мой, было множество. Когда мы вышли в Брянские леса на пополнение, то каждый батальон сделал так: офицеры для себя вырывали блиндажи, солдаты для себя, закрывали их мхом, листьями. Ставили буржуйку, большую железную бочку, мы размещались вокруг этой бочки. Снимали с себя гимнастерки и нательное белье, сидели, вытряхивали и вылавливали вшей. У нас был командиром танка в 1-м танковом батальоне будущий Герой Советского Союза Григорий Чесак, и он говорит: «Зачем это, я вот сейчас выверну наизнанку и одену, пусть вши замерзают снаружи». Сел поближе к бочке и решил таким образом их всех пожечь. Так что и вшивость была.

– Женщины у вас в части служили?

– Да, санинструкторами. Относились к ним очень и очень нежно. Им приходилось, быть может, даже трудней, чем любому члену экипажа. Видя на поле убитого или раненого, она, невзирая на стрельбу, разрывы мин и снарядов, лезла за ним. Делает перевязку, кладет раненого на плащ-палатку и старается человека спасти. Девочки молодцы были. При этом они много выходили из строя, даже чаще, чем любой солдат.

– Как вы поступали с пленными власовцами?

– Приходилось поступать по-разному. Мы были до того обозлены в боевой обстановке, что не смотрели, власовец это или немец, но если он болтался под горячую руку, то всех уничтожали.

– Ваше отношение к замполитам?

– Разные люди были. У нас был такой Александр Петрович Брехов, тот всегда лез вперед. Садился на танк, но где он сядет, внутрь-то не лезет, на трансмиссию. Что такое трансмиссия? Это в тебя попадает первая пуля. Его уговаривали так не делать. Ведь при минометном обстреле или огне артиллерии вы обязательно пострадаете. Но что-то хранило. Он вместе с замполитом нашей бригады всегда был впереди. Кстати, последний получил Героя Советского Союза еще в советско-финскую войну. Причем многие не только в бригаде, но даже в корпусе не знали о том, что он Герой. Носил звезду на гимнастерке и всегда прикрывал ее комбинезоном или тужуркой. Очень скромный человек, никогда не хвастался. Уже после, во время Висло-Одерской операции, эта информация распространилась. Так и не дожил до Победы, где-то в апреле 1945 года, во время боев в Южной Германии он погиб. Жалко, что почему-то не берегли Героев. Всегда их толкали вперед. Они и сами напрашивались, чтобы защитить свое звание.

– С особым отделом не сталкивались?

– Я знал, что в батальоне и в бригаде есть смершевцы. Но ко мне они не подходили, ничем не интересовались. Так что я с ними не имел дел. Правда, слышал, что в одном танковом экипаже перед боем частенько умудрялись организовывать неисправности. Как только бой – тут же танк не выходил в атаку. Во время Орловской операции этот танк оказался в овраге полуперевернутым. Тогда СМЕРШ начал заниматься этим экипажем. Кто там виноват и чем дело закончилось, я не знаю.

Будучи в Румынии в 1954 году, я поступил в Военную ордена Ленина академию бронетанковых войск имени Иосифа Виссарионовича Сталина. Окончил ее в 1957-м. Направили в Южно-Уральский военный округ, в город Оренбург. В октябре с семьей, уже были две девочки, Оля и Мария, поехали. Снег и мороз. Стал командиром танкового батальона.

В 1959 году к нам прибыл кадровик из Луцка, подполковник Боков, начальник отдела кадров ракетной части. И он уговорил меня отправиться с ним. Дело в том, что в связи с расформированием корпуса весь офицерский состав направлялся в ракетные войска. Меня направили в Каменку-Бугскую. Приехал туда. Только здесь начали объяснять, что такое ракетные войска. Стал заниматься эксплуатацией головных частей, снабженных ядерным оружием. Сверхсекретная часть. Три года отслужил командиром сборочной бригады. После стал командиром военной части РТБ (Ремонтно-техническая база) в Луцке, где производилась эксплуатация ядерных боеприпасов. Опять же, сверхсекретные войска. Демобилизовался из армии в 1972 году в звании полковника.

Интервью и лит. обработка – Ю. Трифонов.

– Родился я 2 сентября 1923 года. Наше село Троица находится совсем недалеко от Перми.

– Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

Ну, что тебе рассказать… Отец мой был 1887 года рождения и, когда вернулся с Гражданской войны, женился на какой-то женщине. Но после родов она умерла, и отец остался вдовцом с маленьким ребенком на руках. Тогда отец женился на моей маме. Она была сирота, воспитывалась тетками, и когда ей исполнилось 20 лет, ее выдали замуж. Первым родился я, и за мной еще пятеро.

Семья у нас крестьянская, и когда в 1929 году началась коллективизация, отца решили назначить бригадиром в колхозе. Как-то он рассказывал: «Прихожу на работу, а один не пришел, мол, не могу. Другой тоже не может, третий якобы заболел. Хорошая погода стоит, работать надо, а людей нет… Да еще всех лошадей забрали на конный двор, коров на ферму. Я посмотрел на все это и подумал – нет, я здесь со своими пацанами погибну…» Тогда отец устроился на железную дорогу и 27 лет там отработал. Прожил 71 год и умер. Как сказала мама: «Напрочь износился…» А мама прожила 90 лет, а я и того больше. Никогда бы не подумал, что столько проживу…

Ну что еще про себя могу рассказать? В нашей троицкой школе окончил 7 классов, а дальше у меня выбора, можно сказать, и не было. Отец, считай, один работает, а маме с детьми тяжко было. Очень тяжко. Поэтому я обязан был идти работать, чтобы помогать семье.

Поступил в Перми в школу ФЗО (фабрично-заводского обучения) при заводе имени Ленина. Это пушечный завод – знаменитая «Мотовилиха». Окончил эту школу, но только начал работать, тут война началась…

– 22 июня помните?

– Отлично помню. Мы с ребятами сговорились и еще в субботу поехали на Каму порыбачить. На остров один. А в воскресенье днем возвращаемся, идем по берегу и слышим, как люди обсуждают: «Война… Война…» Мы не поймем: «Какая еще война?» Потом смотрим, у клуба имени Свердлова, у пруда, там кинотеатр «Горн» работал, очень много народу собралось. Думаем, что такое? Оказывается, это ребята пришли записываться на фронт. Целая очередь добровольцев.

И вот представь, вчера в магазине еще все было, сегодня все есть, а завтра ничего не стало. Карточки еще не ввели, а магазины уже позакрывали. В продуктовые такие очереди, что надо в списки записываться. Конечно же, в народе смута, тревога, что там дальше нас ждет… А уже где-то с осени, наверное, мы стали работать по 12 часов в день. Я вначале в монтажном цехе работал, а потом в сборочном. Пушки и лафеты собирал.