Павел Аптекарь - Чапаев

Но Чапаева уже было трудно остановить. В приказе о его отчислении из академии указано, что он «не прибыл из отпуска». Но ни в декабрьских, ни в январских приказах сведений об убытии начдива в отпуск нет. По всей вероятности, руководство академии решило не афишировать факт самовольной отлучки нашего героя, который в условиях военного времени мог быть расценен как дезертирство. Поэтому начальник и комиссар академии предпочли сделать хорошую мину: в мае, когда был издан приказ об отчислении, они уже знали, что Чапаев не скрывался от службы, а отбыл обратно на фронт.

Пребывание Чапаева в академии при внимательном рассмотрении оказалось даже более коротким, чем передавал Дмитрий Фурманов (два месяца). Впрочем, и сам Чапаев, если верить автору романа, говорил, что он «болтался» в Москве. Судя по документам, наш герой находился в доме на Воздвиженке меньше месяца. Краткий срок пребывания в академии показывает, что наш герой не пытался наладить контакт с преподавателями, не стремился получить дополнительные лекции и нагнать отставание в общем образовании. За такое короткое время невозможно было получить даже минимальные знания. В любом случае мемориальная доска в честь Чапаева на здании, в котором он практически не учился, выглядит несколько странно.

Свое пребывание в Москве на Воздвиженке Чапаев воспринимал с раздражением. «В академьях мы не учены… Да мы без академьев… У нас по-мужицки и то выходит… Мы погонов не носили генеральских, да и без них, слава богу, не каждый такой стратех будет…»

Впрочем, по воспоминаниям других близких соратников Чапаева, он понимал значение академического обучения военному искусству. Однажды, по словам Ивана Кутякова, кто-то задал ему вопрос, чему же все-таки он научился в Академии Генерального штаба. Чапаев улыбнулся: «Скажу прямо: топографию усвоил прилично. Я могу, например, из квадратного дюйма десятиверстной карты сделать верстовку и двухверстовку, чего вы, ребята, не сумеете сделать». По свидетельству того же Кутякова, Чапаев не раз утверждал, что «Академия — великое дело», и лично отобрал 10–12 командиров для отправки на учебу.

Тем не менее короткая история больше похожа на роман-приключение и многочисленные анекдоты, чем на обучение или даже подход к нему. Это классический пример того, как партийная логика и политическая целесообразность перевесили все аргументы против обучения, в том числе более чем недостаточный уровень образования нашего героя. Для болезненно самолюбивого Чапаева очевидная невозможность освоить программу была сильным ударом. Он предпочел остаться командиром-самоучкой, в чем и преуспел, подтвердив статус выдающегося самородка. Поэтому едва начатое высшее военное образование нашего героя — не повод ни для самодовольства, ни для самоуничижения, ни для насмешек.

Трудно сказать, сколько добирался Чапаев из быстро опостылевшей ему Москвы в Самару, где находился штаб 4-й армии. В любом случае эта дорога не могла быть простой. Судя по всему, он покинул академию самовольно и не имел документов на пользование местами в специальных литерных вагонах, которые доставляли по стране командированных ответственных партийных, государственных, советских и военных работников, чекистов и сотрудников Коминтерна. Впрочем, даже пассажирам специальных вагонов и поездов приходилось подолгу застревать в пути из-за неисправностей паровозов и вагонов, повреждения путей, нападений повстанцев на железнодорожные линии. Кроме того, быстрому проезду мешали острый недостаток топлива и снежные бураны, засыпавшие пути. Крестьяне и горожане, несмотря на грозные директивы из Москвы и губернских центров, далеко не всегда успевали вовремя расчистить рельсы от снежных заносов, заготовить дрова для паровозов, а специальной техники, способной растапливать снег паром, дров и угля для нее не хватало. Разруха на железных дорогах задерживала продвижение важнейших военных, продовольственных и стратегических грузов. Чапаев как начальник дивизии мог добираться до Самары воинским эшелоном, но и они часто подолгу простаивали на станциях и перегонах, пока не удавалось расчистить пути и заготовить дрова или другое горючее (были случаи, что в топку бросали знаменитую астраханскую воблу) для паровозов и печей в вагонах-теплушках.

Не исключено, что Чапаеву и вовсе пришлось добираться до места на перекладных и пережить многочисленные опасные приключения, как и тысячам пассажиров, передвигавшихся по стране в силу различных причин.

Чапаев прибыл в Самару только в начале февраля 1919 года, спустя месяц после своего фактического ухода из академии. Даже для Гражданской войны такое длительное отсутствие командира высокого ранга в строю без уважительной причины является серьезным проступком, и вполне вероятно, что вокруг нашего героя шли споры: привлекать или не привлекать его к ответственности. Не исключено, что Чапаев в это время пытался разыскать свою первую жену. Известно, впрочем, что он сделал изрядный крюк в Балаково и Николаевск, чтобы навестить родных и оказаться поближе к товарищам по борьбе с казаками и чехами.

1 февраля 1919 года Чапаев собрал в селе Клинцовка районный крестьянский съезд, за что получил устный выговор: «Предложить уездному исполкому вызвать в срочном порядке Чепаева в Пугачев для объяснения и разослать по всему уезду сообщение населению о том, что Чапаев в настоящее время никакой государственной, военной и гражданской службы не несет и не вправе самочинно устраивать какие-либо собрания, тем более съезд без разрешения на то местной уездной высшей власти».

Межеумочное положение после самовольной отлучки из академии не устраивало нашего героя. Вскоре он прибыл в Самару. Незадолго до этого армию возглавил видный большевик-подпольщик, бывший комиссар Ярославского военного округа Михаил Фрунзе, вместе с ним на должность начальника штаба прибыл бывший генерал Федор Новицкий. Смена руководства армии повлияла на судьбу Чапаева. 4 февраля он получил в штабе 4-й армии должность прикомандированного к РВС и разрешение отправиться для устройства домашних дел в Николаевский уезд. Статус уже изменился. «Все советские организации и учреждения обязаны оказывать т. Чапаеву полное содействие в пути следования и возвращения предоставлением необходимых перевозочных средств наравне со всеми советскими военными работниками», — указывалось в документе. Что любопытно: Чапаев не стремился (или не смог) добраться до Уральска — цели нескольких безуспешных наступлений лета и осени 1918 года.

Можно только догадываться, чем была вызвана вторая за короткое время поездка нашего героя домой, но она затянулась надолго. В семейной жизни Чапаев куда менее удачлив, чем на полях сражений. В романе Фурманова начдив утверждает, что прекратил отношения с первой женой после ее измены. Однако, по свидетельствам родственников, Чапаев часто вспоминал о жене. Пелагея не раз встречалась с детьми и, вероятно, стремилась возвратиться к ним и тем самым примириться с мужем. Однако совладать с гордым и своенравным Чапаевым, чье самолюбие было по-настоящему задето ее изменой, было непросто.