Леонид Млечин - Плевицкая

Позднее следствие обратит внимание на то, что место для похищения генерала Миллера выбрали очень удачно. Советский дом находился на окраине Парижа, возле Булонского леса, в пустынном (в те годы) месте, где редко можно было встретить прохожего — особенно в обеденные часы.

Следствие даже найдет свидетеля последних минут свободной жизни генерала Миллера. Бывший офицер Добровольческой армии 22 сентября 1937 года находился на террасе дома всего в нескольких десятках метров от советской виллы на бульваре Монморанси. Оттуда ему было прекрасно видно, как у самого входа в советский дом стояли хорошо ему известные генералы Миллер и Скоблин, а между ними — спиной к нему — находился какой-то человек плотного сложения. Скоблин в чем-то убеждал Миллера и показывал на калитку советского дома. По-видимому, предлагал генералу войти в дом. Евгений Карлович, похоже, колебался.

Что произошло потом, свидетель не видел, так как в это время его позвали с террасы внутрь дома. Он не придал никакого значения увиденной им сцене. Только на другой день, прочитав в газетах о похищении Миллера и исчезновении Скоблина, понял, чему был свидетелем.

Надо понимать, генерала Миллера втолкнули в дом, где находились оперативники Главного управления государственной безопасности Наркомата внутренних дел, и всё было кончено. Его одурманили хлороформом, уже в бессознательном состоянии заткнули рот и связали руки и ноги. Через несколько минут к дому подкатил новенький восьмицилиндровый грузовичок компании «Форд», приобретенный советским полпредством. В грузовик погрузили большой и тяжелый ящик, его вынесли вчетвером.

Передав Миллера оперативной группе НКВД, Скоблин на машине поехал за Плевицкой. Но опоздал. К «Каролине» он подъехал буквально через пять минут после того, как Надежда Васильевна отправилась на вокзал. Скоблин поспешил за женой. Догнал ее только на перроне. Дочери Корнилова Николай Владимирович непринужденно объяснил, что они с Надюшей приехали вместе, но он появился позже, поскольку ему пришлось отогнать машину на стоянку и что-то исправить в моторе.

Следствие назначит экспертизу, которая установит: мотор купленной на деньги НКВД новенькой машины работал идеально, исправлять было нечего. Да и весь день Николай Владимирович преспокойно на ней раскатывал.

С вокзала Скоблин и Плевицкая отправились в Галлиполийское собрание (на рю де ля Фезандери) — пить чай. Затем Скоблин завез жену в гостиницу «Пакс» (на авеню Виктора Гюго) и оставил там немного отдохнуть. А сам вместе с полковником Трошиным и капитаном Григулем нанес визиты Деникину и Миллеру, дабы поблагодарить обе семьи за участие в прошедшем накануне банкете корниловцев.

На процессе Плевицкой капитан Григуль расскажет, как в тот день Скоблин настойчиво приглашал Деникина вместе поехать в Брюссель. Антон Иванович благоразумно отказался.

Не застав — по причине ему одному известной — генерала Миллера, Скоблин как ни в чем не бывало попросил его жену передать генералу искреннюю благодарность преданных Белому делу офицеров-корниловцев.

Впоследствии его невероятное хладнокровие станет предметом взволнованного обсуждения в эмигрантской среде. Он же только что отдал в руки злейших врагов своего старого и доброго друга!

Многие задавались вопросом: как Плевицкая и Скоблин могли так поступить, зная, что ждет Миллера в Москве?.. Тюрьма, а то и смерть.

Скорее всего, они просто не думали об этом. И не испытывали ни малейшего сожаления. Не интересовали их ни судьба Миллера, ни страдания его жены и детей. Чувство вины — естественная часть нормальной человеческой личности, но это чувство возникает не у всех.

Они целиком и полностью сосредоточились на себе. Важнее всего — собственное благополучие и положение в жизни. Детей у них не было. Заботиться о других они не привыкли. А благотворительность, в которой Плевицкая всегда участвовала, — это нечто иное, это часть образа жизни.

Ближе к вечеру они вернулись к себе в Озуар-ла-Феррьер, чтобы накормить кота и собак. Но вечер еще не был закончен. Им не хотелось сидеть дома, и они вновь поехали в Париж. Плевицкая осталась в гостинице «Пакс», а Скоблин еще раз наведался в Галлиполийское собрание и потом только присоединился к жене. Скорее всего, он был доволен тем, как удачно провернул дельце. И Надежда Васильевна разделяла с ним эту радость.

А Миллера уже искали. Но Скоблин лег спать, не подозревая, что его вскоре разбудят и попросят приехать в канцелярию РОВСа. И он никогда больше не увидит свою жену.

А что же происходило с председателем Русского общевоинского союза?

Когда генерала хватились, машина, увозившая Евгения Карловича Миллера, была уже далеко от Парижа. Связанного генерала, находившегося без сознания, на максимальной скорости везли в портовый город Гавр.

Здесь на разгрузке стояло советское судно «Мария Ульянова», доставившее 5522 тюка с бараньими кожами на общую сумму в девять миллионов франков. Груз предназначался для отправки в Бордо.

Товаро-пассажирское судно «Мария Ульянова» сошло со стапелей Северной судостроительной верфи в Ленинграде 1 мая 1925 года. Скорость — двенадцать с половиной узлов. Команда — 42 человека. Еще недавно судно носило иное имя — «Ян Рудзутак». Его назвали в честь члена политбюро ЦК партии Яна Эрнестовича Рудзутака. Но в мае 1937 года заместитель председателя правительства Рудзутак был арестован (его расстреляют через год). Пароход переименовали — в честь младшей сестры Ленина Марии Ильиничны Ульяновой, умершей в июне 1937 года.

Портовой команде оставалось выгрузить еще 600 тюков, когда «Мария Ульянова» внезапно стала готовиться к отходу. Капитан получил по радио мало понятный ему приказ принять важный дипломатический груз и немедленно покинуть порт. Оставшиеся 600 тюков с бараньими кожами вернутся в Россию, где их перегрузят на другой пароход и вновь повезут — на сей раз непосредственно в Бордо.

Фордовский грузовичок, покрытый пылью, подкатил к самому причалу, окутанному туманом. Из машины выскочил человек и быстро поднялся по трапу. Вахтенный провел его прямо к капитану. На несколько минут они остались один на один в каюте. Потом капитан стремительно прошел в рубку готовиться к отплытию, а гость вернулся к трапу, чтобы помочь втащить на борт тяжелый груз. По приказу капитана в этот момент с палубы исчезли все матросы.

Таможенникам предъявили документы, из которых следовало, что в ящике — дипломатическая переписка советского полномочного представительства во Французской Республике. Дипломатическая переписка таможенному досмотру не подлежит. Судно немедленно отошло от причала и взяло курс на Ленинград.