Леонид Млечин - Плевицкая

— Террористом никогда не был, конспирацией не занимался и учиться этому не хочу.

В 1933 году умерла от туберкулеза легких девятнадцатилетняя дочь фон Лампе. Нацисты, придя к власти, эмигранта из России посадили в тюрьму. Но быстро выпустили. Фон Лампе решил с ними сотрудничать. Его прапрадед приехал в Россию из Германии при Наполеоне. Семья обрусела, его отец стал жандармским полковником. Сам Алексей фон Лампе немецкого не знал, выучил в эмиграции.

Двадцать шестого октября 1933 года фон Лампе доложил Миллеру:

«Я вошел в частные переговоры с представителем соответствующего учреждения Германской Национал-Социалистической партии по вопросу о совместных действиях против большевиков… Мне пока не ясно, в какой степени руководящие круги партии заинтересованы в этом вопросе, но считаю совместную работу между нами и национал-социалистами настолько естественной, что охотно пошел на переговоры».

Военная эмиграция искала контакты с нацистской Германией, и в Москве об этом хорошо знали.

Вот один из документов разведки, разосланный руководителям ведомства внутренних дел — наркому Генриху Григорьевичу Ягоде, его заместителям Якову Сауловичу Агранову и Георгию Евгеньевичу Прокофьеву, начальникам особого отдела (контрразведка в армии) — Марку Исаевичу Гаю, секретно-политического (борьба с враждебными политическими партиями) — Георгию Андреевичу Молчанову, экономического (борьба с диверсиями и вредительством в промышленности) — Льву Григорьевичу Миронову, оперативного (охрана политбюро, наружное наблюдение, аресты и обыски) — Карлу Викторовичу Паукеру и начальнику Главного управления пограничной и внутренней охраны Михаилу Петровичу Фриновскому. Через несколько лет их всех расстреляют.

«Совершенно секретно

НКВД СССР

Главное управление государственной безопасности

Иностранный отдел

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

1. т. Ягоде

2. т. Агранову

3. т. Прокофьеву

4. т. Гай

5. т. Молчанову

6. т. Миронову

7. т. Паукеру

8. т. Фриновскому

9. Начальникам оперативных отделов

Иностранным отделом ГУГБ получены сведения, что генерал Миллер в беседе сообщил своему заместителю адмиралу Кедрову, что при свидании с немецким журналистом он указывал последнему, что Германия может справиться с ненавистным ей коммунизмом коротким ударом по большевистской головке.

Если Германия изберет этот путь борьбы, вся эмиграция будет на ее стороне, больше того — пусть Германия дает средства, эмиграция даст необходимый людской материал… В данный момент РОВС должен обратить всё свое внимание на Германию, это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть».

Не все так думали. Еще до войны эмигранты разделились на тех, кто был готов союзничать с Гитлером, и на тех, кто считал это невозможным.

Антон Иванович Деникин верил, что Россия восстанет против большевиков и он сможет вернуться домой. Но возражал против участия русских людей в иностранной интервенции. В конце 1933 года он обратился к эмиграции: «Не цепляйтесь за призрак интервенции, не верьте в крестовый поход против большевиков, ибо одновременно с подавлением коммунизма в Германии стоит вопрос не о подавлении большевизма в России, а о „восточной программе“ Гитлера, который только и мечтает о захвате юга России для немецкой колонизации. Я признаю злейшими врагами России державы, помышляющие о ее разделе. Считаю всякое иноземное нашествие с захватными целями бедствием. И отпор врагу со стороны народа русского, Красной армии и эмиграции — их долгом».

Многие эмигранты доказывали: нет иного пути освободить Россию, кроме как с внешней помощью, потому нужно идти на поклон к нацистской Германии.

В декабре 1938 года Деникин выступил с докладом «Мировые события и русский вопрос». Он говорил о том, что долг эмиграции помимо ведения борьбы с большевизмом — «защищать интересы России… Не наниматься и не продаваться». Он произнес слова, которые оказались пророческими:

— Мне хотелось бы сказать — не продавшимся, с ними говорить не о чем, — а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи. Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному? В сделках с совестью в таких вопросах двигателями служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние. При этом для оправдания своей противонациональной работы и связей чаще всего выдвигается объяснение: это только для раскачки, а потом можно будет повернуть штыки… Простите меня, но это уже слишком наивно. Наивно, войдя в деловые отношения с партнером, предупреждать, что вы его обманете, и наивно рассчитывать на его безусловное доверие. Не повернете вы ваших штыков, ибо, использовав вас в качестве агитаторов, переводчиков, тюремщиков, быть может, даже в качестве боевой силы, этот партнер в свое время обезвредит вас, обезоружит, если не сгноит в концентрационных лагерях. И прольете вы не «чекистскую», а просто русскую кровь — свою и своих напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее закабаления.

Так и случится. Русские эмигранты, которые пойдут за Гитлером, опозорят себя сотрудничеством с Третьим рейхом, вознамерившимся уничтожить Россию.

Когда вспыхнула гражданская война в Испании, Евгений Карлович Миллер объявил участие в ней на стороне мятежников-националистов продолжением Белого дела. Договариваться об условиях службы к каудильо Франсиско Франко отправил генерала Шатилова. РОВС вербовал офицеров в Испанский иностранный легион. Но французские власти запретили переходить испанскую границу. Поэтому к Франко поехало не так много русских офицеров — всего 72 человека.

Среди них были генерал Николай Всеволодович Шинкаренко (у Врангеля он командовал Туземной горской дивизией) и генерал Анатолий Федорович Фок, опытный артиллерист. Он писал из Испании: «Те из нас, кто будет сражаться за национальную Испанию, против Третьего Интернационала, а также, иначе говоря, против большевиков, тем самым будут выполнять свой долг перед белой Россией».

Генерал Фок был убит под Сарагоссой в сентябре 1937 года. 34 русских офицера погибли. Девять были ранены. В знак благодарности каудильо Франко предоставил русским офицерам право получить гражданство и остаться в Испании.

А в Париже в сентябре 1937 года военная эмиграция пышно отмечала двадцатилетие Корниловского полка. И конечно же, прежде всего это был праздник Скоблина и Плевицкой. Несмотря на интриги и обвинения, репутация супружеской пары оставалась безупречной среди эмигрантов.