Леонид Млечин - Плевицкая

Шпигельглас отчитался: «„Иванова“ за добросовестную работу я наградил суммой в 2000 франков. Он работает удивительно хорошо и внимательно, не за страх, а за совесть».

Сначала операция называлась «Дело „Крот“», потом ее переименовали в «Разговор вокруг кнопки», а затем окончательно — в «Информацию наших дней», сокращенно ИНД. Вот каким образом советская разведка знала, что в руководстве РОВСа говорили о Скоблине и Плевицкой. Появилась возможность уберегать их от лишних неприятностей. А заодно и проверять их донесения.

Шпигельглас сообщил в Москву, что информацию такой точности резидентура не имеет даже от лучших агентов внутри РОВСа. Недавно созданное Главное управление государственной безопасности Наркомата внутренних дел интересовали прежде всего данные о заброске разведывательных и террористических групп: схемы действий, цели, способы проникновения на советскую территорию. Эти сведения и искали в записях разговоров.

Использование подслушивающей аппаратуры в середине 1930-х годов было сравнительно новым делом, поэтому, хотя РОВС располагал собственной контрразведывательной службой, никому и в голову не приходила мысль о профилактическом осмотре помещений на предмет обнаружения скрытых микрофонов.

Сергей Третьяков мог бы трудиться спокойно. Но в работе секретных служб любая случайность грозит провалом. А предусмотреть всё невозможно…

Русский общевоинский союз никак нельзя было назвать тихой заводью. Несмотря на армейскую дисциплину и внешне соблюдаемую субординацию: «Ваше превосходительство», «Ваше высокопревосходительство», РОВС походил на бурлящий котел.

Главная цель, ради которой союз был создан Врангелем, — свержение советской власти — была по-прежнему далека. Развитие событий в СССР не внушало эмиграции надежд на скорое возвращение. Европейские державы, весьма сочувственно относившиеся к эмиграции, постепенно теряли к ней интерес. Реальная политика брала верх над симпатиями.

Таял и сам огромный айсберг эмиграции. Люди старели, уходили в мир иной или старались приспособиться к европейской жизни, оставив мысль о возвращении в Россию. Сравнительно молодые генералы пытались гальванизировать свой союз, сделать его более боевым. Им казалось, что активизация борьбы против СССР взбодрит эмиграцию, да и европейские правительства станут больше ценить РОВС.

Генералы были недовольны Евгением Карловичем Миллером. Он не пользовался таким же авторитетом, как его предшественник Кутепов, и ему не хватало характера для того, чтобы держать подчиненных в узде.

Советские разведчики тоже не считали Миллера сильной личностью. Он избегал конфликтов, конфронтации, выяснения отношений, боялся ссориться с людьми и не увольнял людей, которые ему самому доставляли массу неприятностей. Вообще Миллер больше думал о подрастающем поколении эмиграции. Считал своим долгом сделать так, чтобы эмигрантская молодежь на чужбине получила достойное образование.

Первоначально пассивность Миллера советскую разведку вполне устраивала. Но в Москве происходили большие перемены. В июле 1934 года был создан общесоюзный Наркомат внутренних дел. В передовой статье, посвященной его созданию, «Известия» писали, что создание НКВД означает, что «враги внутри страны в основном разгромлены, что возрастает роль революционной законности». Но главный редактор «Известий» Николай Иванович Бухарин сильно ошибался. НКВД обнаружил еще больше врагов, чем ОГПУ.

Оперативные отделы вошли в Наркомат внутренних дел в составе Главного управления государственной безопасности. Руководство наркомата требовало от внешней разведки жесткости и активности. Тогда и возникла идея о том, что, возможно, стоит избавиться от Миллера.

Бывшие приближенные Кутепова, люди, ставившие первоочередной задачей террор внутри Советского Союза, были недовольны Миллером. Его считали слишком старым, нерешительным и безынициативным, склонным к кабинетной работе и неспособным руководить столь крупной организацией. Кутеповская идея налаживания контактов с антисоветски настроенными командирами Красной армии не умирала.

Писатель Николай Алексеевич Раевский, который жил в Праге, 5 июля 1934 года записал в дневнике слова, сказанные вдовой генерала Брусилова одному из эмигрантов («Литературная газета», 9 марта 1994 года): «Покойный генерал под личиной видимой лояльности будто бы подобрал на ответственные места приемлемых для советских властей антисоветских по существу людей, при помощи которых он будто бы хотел в удобный момент произвести переворот».

Считалось, что Брусилов был предан советской власти. Когда генерал умер, его вдове разрешили уехать за границу. В Праге она в узком кругу рассказывала, что ее муж быстро разочаровался в советской власти.

Иногда молодые генералы высказывали свое недовольство вслух.

Третьяков передал Шпигельгласу запись разговора на повышенных тонах, который эти генералы вели в кабинете Миллера. Информацию сочли настолько важной, что в Москве составили спецсообщение для руководства Наркомата иностранных дел:

«22 февраля с. г. без предупреждения к ген. Миллеру явилась группа командиров отдельных воинских частей РОВС во Франции.

Командиры частей вручили ген. Миллеру меморандум, суть которого сводится к следующему: к моменту похищения ген. Кутепова главное командование РОВС обладало громадным моральным престижем и, кроме того, имело крупные средства. Последние годы жизни Кутепова ознаменовались активной борьбой с большевиками.

Теперь у главного командования авторитета нет, а борьба не ведется. РОВС не имеет никакой политической линии и потому уже давно потерял среди эмиграции всякий престиж. В меморандуме предлагается провести реорганизацию РОВС. В противном случае лица, подписавшие этот документ, выйдут из организации».

Тринадцать старших начальников РОВСа (тон задавали Туркул, Скоблин и Фок) выступили и против Ивана Егоровича Эрдели, начальника 1-го отдела РОВСа, требовали его отставки. Но Миллер их требования отклонил. Когда-то Эрдели и Миллер вместе служили в лейб-гвардии Гусарском полку его величества.

Жертвой генеральского бунта неожиданно стал Сергей Третьяков.

Генералы готовили меморандум втайне от Эрдели. И попросили Миллера дать честное слово, что он никому о меморандуме не скажет. Но на следующий день после встречи генералов с Миллером в газете «Последние новости» появился отчет! Без подробностей, но вполне точный. Генералы предположили, что редакцию через своих людей оповестил Эрдели.

Но от кого он обо всём узнал?

Полковник Бурлаков нашел ответ. Он подал генералу Фоку рапорт с требованием: а) расследовать, нет ли среди командиров предателей, б) провести техническое исследование кабинета Миллера с целью установить, нет ли скрытых микрофонов.