Леонид Млечин - Плевицкая

Полковник Глеб Васильевич Бурлаков когда-то служил в Алексеевском артиллерийском дивизионе, а в Париже руководил французским отделением Союза галлиполийцев и работал сборщиком стартеров на автомобильном заводе «Ситроен».

Миллер, правда, не придал значения рапорту Бурлакова, счел его предположения смехотворными. Сказал, что к нему до появления газетной статьи наведался адмирал Кедров, спрашивал: правда ли, что генералы требуют реформ внутри РОВСа?

— И до него, значит, дошли какие-то тревожные слухи, — снисходительно заметил Евгений Карлович.

Но другие генералы не разделяли его уверенности. Мысль о тайном микрофоне их не оставляла. И записывая все эти разговоры, Третьяков, должно быть, испытывал в тот момент только одно желание: немедленно бежать.

Шпигельглас докладывал в Центр:

«„Иванов“, принявший это заявление Бурлакова по ИНД, проявил все признаки полнейшей растерянности. Он — трус, нервничает невероятно, требует денег про запас, на случай побега, потерял или теряет способность владеть собой.

13-й подтвердил всю запись ИНД по этому вопросу и считает необходимым безотлагательно навести командиров на мысль о предательстве Эрдели. В противном случае, он говорит, Миллер под их давлением может согласиться на технический обыск своего кабинета.

Получасовой обыск микрофон обнаружит, по проводам дойдет до „Иванова“.

Но нельзя сейчас ломать ИНД. Проникнуть ночью в кабинет Миллера, ломать ночью карнизы под полом — провал обеспечен и неминуем».

Что же делать?

Изобретательный Сергей Шпигельглас искал способ отвлечь внимание генералов от идеи поиска тайных микрофонов. Обдумывал разные варианты. Скажем, позвонить от имени некоего сотрудника газеты «Последние новости» Фоку и сказать, что это Эрдели рассказал редакции о встрече в кабинете Миллера и о генеральском меморандуме.

Шпигельглас доложил о плане Центру:

«Выждем, какие будут результаты. В случае если бы Миллер начал поиски микрофона: убрать всю аппаратуру. Миллер не посмеет громогласно заявить о микрофоне, если б даже он его нашел.

Если б он, однако, посмел заговорить, если он заподозрит „Иванова“ — явиться к Миллеру и сознаться в том, что микрофон был установлен по прямому распоряжению самого Эрдели, что запись велась в двух экземплярах: один для Эрдели по использованию его против Миллера на овладение РОВСом в пользу Деникина. Что деньги на эту музыку поступили от Деникина. Второй экземпляр передавался „Иванову“, чтобы в будущем „Иванов“ имел возможность написать книгу о РОВСе.

В этом духе мы и действуем. Через два часа звоним Фоку.

Дуче.

Р. S. Фоку мы не звонили.

Дуче».

Подумав, Шпигельглас избрал иную тактику. Не нервничать, не поддаваться панике и следить за развитием событий. В донесении в Москву он обосновал свое решение следующим образом: изучая ситуацию внутри РОВСа, он пришел к выводу, что Миллер склонен избегать конфликтов, прямой конфронтации.

Сергей Михайлович Шпигельглас инструктировал Третьякова, как вести себя в этой ситуации. Сообщил Центру 6 марта 1935 года:

«ИНД затрещало очень серьезно. „Иванов“ перетрусил страшно. Если бы он был помоложе — раз, если бы мы не знали досконально его нутра — два, если бы не пришлось считаться с невероятно истрепанной его нервной системой — три, можно было б сделать вывод, что мы имеем дело с вымогателем, теряющим от страха голову.

Однако такой вывод был бы неправильным: простительно испугаться до смерти старику, который сверх своих физических сил исполняет добросовестно необычайно трудную работу, ибо несомненно, что производство ИНД — вредное производство: слух, внимание, нервы напряжены целых 8–9 часов.

Еще сильнее перетрусил он и принял как „божье наказание“ мой ему приказ, как быть в случае обнаружения кнопки. Исходя из того, что Миллер не позволит никому обыскивать свой кабинет и не допустит гласного скандала, провал, конечно, сведется к объяснению с глазу на глаз между Миллером и „Ивановым“, которые должны свестись к такому диалогу.

„Иванов“: кнопку я поставил в моей квартире из соображений сугубо частных. Сдавая часть моей квартиры вам, я вел переговоры с И. Эрдели, которому счел нужным сказать о кнопке. Именно Эрдели убедил меня о ней молчать, и оба мы делились подслушанным. Эрдели вел работу против вас в чью-то пользу, видимо, Деникина. Я сообщал этот материал для книги о военной эмиграции.

Миллер (если осмелится позвать Эрдели): Подлецам купеческого рода простительна коммерческая гнусность, но ты, Эрдели, — Брут, ты не рыцарь-джентльмен, а лавочник, дрянь и проходимец. Карету мне, карету!»

Впрочем, до этого дело не дошло. Мысль о потайных микрофонах при том развитии техники казалась экзотической и была отброшена как совершенно фантастическая. Проверять кабинет Миллера не стали. Третьяков продолжал работать.

Советская разведка располагала во Франции, где сосредоточилась значительная часть русских эмигрантов, немалой агентурной сетью. Имена большинства тех, кто помогал Москве, до сих пор не названы. Только Скоблин и Плевицкая вошли в историю мировой разведки. Заслуженно и незаслуженно.

Имена их прежде всего связывают с тремя громкими операциями 1930-х годов. Скоблина и Плевицкую называют погубителями бывших генералов белой армии Кутепова и Миллера, а также советского маршала Тухачевского.

Николая Владимировича Скоблина считают тем человеком, через которого немецкая разведка умело подбросила Сталину фальшивые материалы о заговоре в Красной армии, что привело к аресту маршала Тухачевского и других видных военачальников.

На самом деле судьба Тухачевского и Кутепова решилась без участия Скоблина и Плевицкой.

Во всевозможных слухах о причинах гибели Тухачевского фигурирует так называемая «папка Гейдриха» — документы, будто бы переданные советской разведке начальником Главного управления имперской безопасности нацистской Германии обергруппенфюрером СС Райнхардом Гейдрихом.

Эту папку упомянул первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров СССР Никита Сергеевич Хрущев в заключительном слове на XXII съезде партии 27 октября 1961 года:

— Как-то в зарубежной печати промелькнуло довольно любопытное сообщение, будто бы Гитлер, готовя нападение на нашу страну, через свою разведку подбросил сфабрикованный документ о том, что товарищи Якир, Тухачевский и другие являются агентами немецкого Генерального штаба. Этот «документ», якобы секретный, попал к президенту Чехословакии Бенешу, и тот, в свою очередь, руководствуясь, видимо, добрыми намерениями, переслал Сталину…

Многие историки полагают, что маршал Тухачевский пал жертвой немецкой разведки, которая подсунула чекистам умело сфабрикованную фальшивку, а подозрительный Сталин ей поверил.