Леонид Млечин - Плевицкая

Первый раз это удалось мне сделать в Полтаве. Ко мне как к коменданту привели четырех коммунистов-чекистов, арестованных (справка об этом есть в моем деле, которое находится в делах ГПУ Полтавы) на территории станции, это были железнодорожники, сослуживцы моего отца, — я, недолго думая, пригласил их к себе в вагон и заявил: „Я иду на станцию, через три минуты вернусь, и уже после этого мы с вами посчитаемся“. Уходя, запер все двери, кроме выходящей в сторону мастерских. Возвратясь через три минуты, я моих арестантов не застал, — все они и сейчас служат в Полтаве.

Второй — это был перекос паровоза в поворотном кругу в Кременчуге во всё время переброски Шкуро из Днепропетровска в Харьков при прорыве красных у Купянска. Это задержало шкуровцев на 24 часа.

Итак, я пошел нога об ногу, хотя и один, но с Красной армией (1919 г.). После отступления армии ген. Бредова я был интернирован в Польше и, дабы избавиться от концлагеря, вступил в армию сначала Пермикина, в которой был три дня, а потом Булак-Балаховича, где служил, кажется, один месяц, занимая должность начальника военных сообщений. Здесь мною было освобождено сначала три, а потом два коммуниста. После интернирования армии Булак-Балаховича я поселился в Лодзи».

И вновь требуются пояснения.

Станислав Никодимович Булак-Балахович (Бэй-Булак-Балахович), сын польского крестьянина, ушел добровольцем на Первую мировую войну вместе с братом Юзефом. За храбрость получил три Георгиевских креста и пять орденов. Был пять раз ранен, произведен в офицеры.

После революции Булак-Балахович примкнул к большевикам, но в ноябре 1918 года перешел на сторону белых. В мае 1919 года с помощью воинских частей независимой Эстонии взял Псков, где перевешал местных коммунистов. Объяснил журналистам: «Я предоставляю обществу свободно решить, кого из арестованных или подозреваемых освободить, а кого покарать. Коммунистов же и убийц повешу до единого человека».

Вспоминали его в Пскове с ужасом: «Распоряжался повешением сам Балахович, доходя в издевательстве над обреченной жертвой почти до садизма. Казнимого он заставлял самого себе делать петлю и самому вешаться, а когда человек начинал сильно мучиться в петле и болтать ногами, приказывал солдатам тянуть его за ноги вниз».

Командовавший белыми войсками на Северо-Западе России генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич летом 1919 года произвел Балаховича в генерал-майоры. В мае 1920 года создатель независимой Польши маршал Юзеф Пилсудский затеял войну против Советской России. Булак-Балахович присоединился к полякам. 4 сентября взял город Пинск. Его дивизию развернули в Народно-добровольческую армию.

Двенадцатого октября 1920 года Польша и Советская Россия подписали перемирие. Булак-Балаховичу объяснили, что его войска должны либо уйти в Румынию, либо продолжить войну против большевиков, но не на польской территории.

Тогда объединились Булак-Балахович, генерал Борис Сергеевич Пермикин, прежде командовавший Северо-Западной армией (после Гражданской войны он жил во Франции, бедствовал, во Вторую мировую вступил в Русскую освободительную армию генерала Андрея Андреевича Власова и воевал на стороне Третьего рейха), и генерал Петр Семенович Махров, который был у Деникина начальником штаба (а его брат Николай Махров воевал по другую линию фронта, в Красной армии).

Под лозунгом независимости Белоруссии 6 ноября 1920 года они перешли в наступление. Войска Булак-Балаховича взяли Мозырь и провозгласили создание Белорусской народной республики. Через десять дней красные отбили Мозырь. Булак-Балахович ушел в Польшу. Борис Савинков назвал его «бандитом». Юзеф Пилсудский отозвался:

— Да, бандит, но не только. Сегодня он русский, завтра — поляк, послезавтра — белорус, а на следующий день — негр.

Рейды Булак-Балаховича превращались в грабежи и еврейские погромы. Его подчиненные насиловали женщин, садистски убивали евреев, сжигали дома. Об этом писала русская пресса в Риге и Берлине. Советские разведчики пытались до него добраться, но не сумели. 11 июня 1923 года убили его младшего брата Юзефа. Когда немцы в сентябре 1939 года напали на Польшу, Булак-Балахович воевал против немцев. Его застрелили 10 мая 1940 года в Варшаве прямо на улице…

Когда президент Юзеф Пилсудский подписал мир с Советской Россией, на территории Польши оказались различные русские военные формирования, с которыми он не знал, что делать. Остатки дивизии Булак-Балаховича. Русский корпус генерала Пермикина. Отдельная русская армия генерал-лейтенанта Николая Эмильевича Бредова.

«Наш полк присоединился к генералу Бредову, после некоторых боев мы пробились в Польшу, — вспоминал один из сослуживцев Ковальского. — В Польше нас интернировали. Отношение поляков к русским было плохое. Нас гоняли на работы, кормили впроголодь… Но вот поляки просят русских поступать к ним на службу, помочь им отогнать большевиков. Все русские с радостью принимают приглашение поляков помочь братьям-полякам и поступают охотно в армию. Сперва отношение поляков было хорошее, когда мы им нужны были, а потом отношение становится еще хуже, чем было в первое появление армии генерала Бредова. Нас интернировали…»

В эмиграции генерал Николай Бредов жил в Болгарии, в 1945 году был арестован сотрудниками НКВД. Его брат Федор Эмильевич Бредов, тоже генерал, служивший в Дроздовской дивизии, во время Второй мировой войны отправился в Сербию и вступил в Русский корпус генерала Штейфона, получил под командование батальон и — как этнический немец — звание гауптмана. После разгрома нацистской Германии шесть лет провел в плену.

Глава Польши Юзеф Пилсудский обещал французам, что соберет всех русских в концентрационных лагерях и будет их кормить, чтобы при случае они могли возобновить борьбу против большевизма. На самом деле судьба добровольцев поляков не интересовала. В лагерях для интернированных голодные русские солдаты десятками умирали от болезней.

Вот как описал один из добровольцев лагерь для российских солдат и офицеров: «Половина буквально раздеты, половина не имеют ни одеял, ни сенников и валяются на голых нарах в неотапливаемых сырых бараках-землянках. Настроение у всех подавленное в связи с невозможными условиями жизни: паек прогрессивно уменьшается, отопление бараков отсутствует».

«Голодовка и вши, — вспоминал другой бывший доброволец. — Поляки меня сделали заклятым врагом Польши и всего польского. Дай Бог, чтобы была с ними война, я тогда пойду им отомстить за все свои страдания».

Нигде русским, бежавшим из России, не приходилось так тяжко, как в Польше. Ковальскому удалось выбраться из лагеря. В Лодзи нашел работу — ночным сторожем на мануфактуре. Потом устроился техником в строительную контору. Ковальскому еще повезло. Он не голодал, не унижался, вымаливая милостыню. Бывших русских солдат, оставшихся без документов и денег, поляки презирали и унижали на каждом шагу, словно стараясь расквитаться с ними за три раздела Польши. Кто-то из офицеров Добровольческой армии еще мечтал о втором освободительном походе против большевиков, заботливо хранил форму на дне пустого чемодана, но Ковальский в этих разговорах не участвовал. Понял, что прежняя жизнь не вернется. Война против большевизма проиграна. Красные победили — и победили навсегда. Надо думать о себе. Ему было всего 24 года, из них почти пять лет он воевал.