Донна Мабри - Мод [Откровенная история одной семьи]

— А как мы их приготовим, Мод? Сковородки-то остались в Миссури.

— А мы и не будем их готовить, Джордж. Мы их продадим.

Мы прошли оставшуюся часть пути до города, и на заправочной станции, в магазине, я обменяла свои яйца на буханку хлеба. Джордж посчитал свои деньги и купил венских сосисок. Сойдет. До тех пор, пока дети по-настоящему не проголодаются, а Джордж не потратит последний цент, я не намерена сообщать ему о том, что у меня припрятаны деньги.

— Далеко до Детройта? — спросил Джордж паренька за прилавком.

Тот пожал плечами.

— Миль сорок до центра города.

Интересно, сколько еще мы будем идти, подумала я про себя. Мы сходили в туалет и сели на скамейку у магазина, чтобы подкрепиться. Поев, Джордж снова взял фургон, и мы отправились в путь. Шли до самой темноты. К тому времени у нас осталось всего несколько долларов, на ночлег их не хватало, даже если бы он обнаружился поблизости. Устроились под большим деревом. Джордж снял с фургона парусину и расстелил на траве, и мы все улеглись на ней. Молясь той ночью, я поблагодарила Бога за то, что не было дождя и на нас была целая обувь, и попросила послать пищи нам с Джорджем и детям.

Утром мы снова двинулись в дорогу, надеясь, что уж этот-то день будет последним. Я с горечью думала о том, когда мы в последний раз мылись. Я всегда содержала в чистоте себя и детей и радовалась тому, что и Джордж был чистоплотным. Поэтому то, что мы так давно не мылись и не меняли одежду, идя в пыли и грязи обочины, было для меня настоящим кошмаром.

Мы остановились у ручья привести себя в порядок, и я вынула из волос две шпильки. Волосы рассыпались по плечам, доставая до самых колен. Я никогда не стригла их и каждое утро расчесывала сто раз. Как и все замужние женщины в церкви, я носила пучок на затылке, закалывая его большими шпильками. Достав расческу, я попыталась причесать спутанные патлы. Вышло ужасно, и я страшно разозлилась.

Я ненавидела это путешествие. Ненавидела эту Депрессию. Ненавидела Джорджа за то, что допустил это. Ненавидела Детройт, которого никогда в жизни не видела, а теперь ненавидела и свои волосы. Я достала ножницы из корзины для рукоделия, собрала волосы в кулак и отрезала под самый затылок. Бетти Сью закричала, Пол заплакал.

Я швырнула волосы в ручей, повернулась и злобно посмотрела на Джорджа. Челюсть у него отвисла, но он не сказал ни слова. Должно быть, выражение моего лица напомнило ему мать, к тому же в руках у меня все еще были ножницы.

Мы снова двинулись на север. По дороге я проклинала себя за эту вспышку. Шея была как будто голая и до неприличия открытая.

Мы остановились у ручья, чтобы съесть остатки хлеба. Венские сосиски давно кончились. Джордж достал веревку и крючок из фургона, привязал крючок к веревке и насадил на него кусочек хлебной корки. Затем забросил это в воду и стал ждать.

Мимо прошла еще одна пара, они увидели нас и остановились перекинуться парой слов. Женщину звали Имоген Рич, а мужа — Уэсли.

— Мы выехали из Оклахомы две недели назад на автобусе и доехали до Толедо, — сказала она. — Денег на дорогу до Детройта у нас не было. На карте он не казался так далеко.

— У вас в Детройте родственники? — спросила я.

— Нет, все наши знакомые уехали в Калифорнию, и мы подумали, что лучше нам поискать счастья в другом месте. Теперь же мы совсем выбились из сил, и я не знаю, что мы будем делать, когда наконец дойдем.

— А когда вы в последний раз ели?

— Вчера.

Я огляделась вокруг: вся обочина была усыпана желтыми цветами.

— Моя мама говорила, что из стебельков одуванчиков можно сделать салат, — сказала я. — Правда, никогда его не готовила, и я не знаю, каков он на вкус, но зато они ничего не стоят.

Как раз в этот момент Джордж издал ликующий вопль и вытащил рыбу. Она была небольшая, где-то с мою руку.

— Сможешь развести огонь? — спросил он Уэсли.

Он насадил еще один кусочек хлеба на крючок и снова запустил его в ручей. Уэсли насобирал хвороста и сухой травы и развел костерок. Пока Джордж ловил рыбу, Уэсли почистил ту, что уже была.

Мы с Имоген нарвали одуванчиков и помыли их в ручье. Вскоре Джордж поймал еще две рыбины и почистил их. Он поставил два зеленых прутика у костра и подвесил на них рыбу на несколько минут. Когда она уже почти разваливалась, он снял ее с огня, и мы разделили трапезу.

Снова тронулись в путь; Ричи попрощались с нами. Шли они быстрее, чем мы. На юг никто не шел, и я сказала Джорджу:

— Похоже, все, кто приехал сюда, нашли работу: никто не идет нам навстречу, на юг.

Он посмотрел на проезжающую мимо машину.

— У кого-то, наверное, еще остались машины. Посмотрим.

Вскоре дети перестали хныкать. Мы все слишком устали, и сил хватало только на то, чтобы передвигать ноги, шаг за шагом. Еще одну ночь провели в поле. Наутро я была так голодна, что готова была потратить припрятанные деньги на еду для себя и детей, но магазинов видно не было. Вскоре я увидела дикую яблоню — ее плоды висели прямо над дорогой. Джордж собрал штук десять.

— Это самые лучшие, — сказал он.

Среди них было много червивых. Я обтерла их как следует, и Джордж разрезал их своим карманным ножом. Мы поели, стараясь не задевать червячков, и двинулись дальше. Дошли до заправочной станции, Джордж купил шоколадку, разломил пополам и дал детям. Мы попили воды из-под крана и наполнили бутылки.

Наконец вдалеке показался Детройт: теперь здания были ближе друг к другу. Дети захныкали, не в силах больше идти, и я чувствовала, что и сама вот-вот упаду. Мне хотелось просто сесть на дороге и ждать, пока кто-нибудь не прибежит, но Джордж тянул нас вперед, и почти у самого Детройта возле нас остановился грузовик. Джордж сел вперед, рядом с водителем, а мы с детьми — в кузов, рядом с какими-то деревянными ящиками.

Через окошко я видела, как Джордж оживленно беседует с шофером. Всего через минуту тот уже хохотал, совсем как друзья Джорджа в Кеннете. Потом муж достал из кармана рубашки бумажку и показал водителю; тот кивнул.

Мы добрались до города, но, не останавливаясь, продолжали ехать. Он был невероятно большой. Мы проезжали заводы в западной части — огромные столбы серого дыма поднимались в небо, смыкаясь и затягивая небо, как покрывало, такое плотное, что сквозь него не было видно солнца. Черные хлопья сажи, — для пыли они были слишком крупными, — витали в воздухе, как снег, и оседали на мне и детях. Едва мы их стряхивали, как тут же на их место прилетали другие. Казалось, каждые несколько футов мы переезжали через железнодорожные пути. Увидев небоскребы, я указала на один из них Бетти Сью и Полу, решив, что это Пенобскот-билдинг. Самое высокое здание осталось позади, а мы всё ехали. Вскоре мы въехали на широкую улицу — Джефферсон-авеню.