Донна Мабри - Мод [Откровенная история одной семьи]

— Какая красавица! Ну прямо куколка, да? — Он посмотрел на меня. — Правда, похожа на Донну?! А, мам?

Он прижался щекой к личику Мелани, закрыл глаза и так сидел несколько минут, качая ее. Мы были с ним до тех пор, пока позволял медперсонал, на следующий день приехали вновь, потом снова и снова, и всякий раз сидели с ним до последнего.

Доктор был потрясен улучшением состояния Джина и сказал, что, возможно, через несколько дней его выпишут. Он уже сидел и даже мог понемногу ходить.

Донна уехала из Мичигана, но я знала, что на сердце у нее неспокойно. Через месяц Джин снова попал в больницу, и на сей раз ему было хуже, чем прежде. Он то и дело терял сознание. Меня охватило отчаяние. Мне было так одиноко, как будто весь мир мой рушился. И я снова позвонила Донне.

Денег на самолет не хватало, поэтому Донна поехала на поезде. Поездка была долгой, с пересадкой в Чикаго и трехчасовой задержкой. Она опоздала: Джин умер ночью.

В Детройте Донна жила у меня. Мы достали ящик из комода, положили в него подушку — получилась кроватка для Мелани. Сама Донна снова спала со мной, совсем как в детстве.

Так, родив пятерых детей, я четверых из них потеряла. И хотя я тосковала по Лулу, но тогда у меня на руках были Бад и Джин, и от этого становилось легче. Когда умер Бад, я заботилась об остальных. Потом я потеряла Бетти Сью, и сердце мое разорвалось. Теперь и Джин покинул меня, и это было в тысячу раз хуже. Зачем вообще теперь жить?

Джин оставил на мое имя страховой полис на десять тысяч долларов. Часть из них забрало похоронное бюро: похороны обошлись в пять тысяч.

Джин всю жизнь откладывал деньги — в этом он пошел в меня. Когда мы с Донной пошли в банк, где у него был счет, нам сказали, что деньги уже сняли и счет закрыт. Позже тем же вечером мы с Донной, как всегда, беседовали, и я рассказала ей о последних днях Джина. Перед смертью он сказал, что половину денег оставляет дочери. Я пообещала переслать их, как только получу чек.

Лоретта не пришла на похороны Джина, а когда мы приехали к ней в квартиру, то нашли ее пустой. Что сталось с машиной Джина, мы так и не узнали, и о самой Лоретте я больше не слышала. Правильно, значит, я ей не доверяла.

Донна и Мелани вернулись в Канзас, а я осталась не просто одна, а наедине с Полом.

Мистер Крайдер больше не мог водить, но его сын приезжал каждое воскресенье и отвозил меня в церковь. Я жила именно ради этих нескольких часов в неделю, когда снова могла почувствовать себя членом большой семьи прихожан.

Я была разбита, и денег больше не осталось. Я ждала начислений от страховой компании — их мне хватило бы до конца жизни. Теперь у меня только и осталась, что страховка.

Я молилась, чтобы чек пришел как можно скорее, ведь надо было платить за аренду, электричество, газ и воду, да еще и покупать продукты для себя и Пола. На завтрак у нас была кукурузная каша и овсянка, на обед — болонский сандвич, а на ужин — капуста или бобы. Мяса, что я покупала, едва хватало на то, чтобы потушить с бобами.

Пол даже не пытался найти работу.

После смерти Джина прошло два месяца, а чек от страховой компании так и не пришел. Я позвонила им, но мне сказали, что на проверку нужно время. Наконец, я отказалась от телефона и с болью в сердце сообщила почтальону, что больше не могу выписывать газеты. С тех пор, как я впервые в жизни проголосовала, я постоянно читала газеты, но теперь приходилось на всем экономить.

Я каждый день справлялась у почтальона, и наконец чек пришел. В то утро мне вручили конверт, я взяла сумку, дошла до банка — идти было всего четверть мили, — и тут же положила их на свой счет.

Домой я вернулась уставшая, и мне хотелось лишь одного: отдохнуть. Я вошла в дом; в дверях меня встретил Пол.

— Мне нужны деньги на сигареты, — сказал он.

Мне стыдно признать, что мать может ненавидеть своего ребенка, и все же иногда, хоть на секунду, меня посещало это чувство.

Я покачала головой.

— Ты не курил с самого переезда отца, и сейчас обойдешься. А если так уж хочется, найди себе работу. У меня на сигареты денег нет.

Пол вырвал у меня из рук сумочку и принялся в ней шарить. Там было где-то три банкноты и кое-какая мелочь. Он достал купюру, швырнул сумку на стол и вылетел из дома.

Вернувшись из магазина, Пол сел у окна и закурил, уставившись в одну точку.

Я подумала о том, не позвонить ли в полицию, но не знала, приедут ли они. А если и приедут, как знать, не рассмеются ли они мне прямо в лицо? Мне хотелось выгнать его, заставить уйти, но я была уже стара. Что, если со мной что-то приключится, а я буду совсем одна? Сколько я буду лежать, прежде чем мое тело кто-нибудь обнаружит? Вот чего я боялась, и если он нуждался во мне, то и я в какой-то степени нуждалась в нем.

Пол тоже не испытывал ко мне особой любви — во всяком случае, я ее никогда не замечала. Может быть, в этом была и моя вина. Он обращался со мной так, будто бы я никого не потеряла — ни Джеймса, ни Лулу, ни Бетти Сью, ни Джина. Я выносила, родила и вырастила пятерых детей, и лишь он один дожил со мной до самой старости. Единственное, что можно было сказать о нем хорошего: уж лучше жить вместе с ним, чем встретить смерть в одиночку.

Я вспоминала свою жизнь — всю, до того самого дня, когда умерли мои родители. Если бы я тогда не была у сестры, может быть, я успела бы их предупредить? А может, и сгорела бы вместе с ними?

Если бы я отказалась выйти замуж за Джеймса, пока не окончу школу, дождался бы он меня? И что бы стали делать Хелен и Томми, если бы я не согласилась на это экстренное замужество? Ведь не выгнали бы они меня из дома?

Если бы я как-то удержала Джеймса и запретила бы ему играть в бейсбол в тот день, остался бы он жив или ненавидел бы меня за то, что не дала воспользоваться такой возможностью?

Если бы я отказалась выходить замуж за Джорджа, боясь пересудов, нашла бы я кого-нибудь еще? Или прожила бы всю жизнь вдовой, и у меня не было бы Бетти Сью и Джина?

Если бы я не ухаживала за Кларой и матушкой Фоли, когда они подхватили грипп, пощадила бы болезнь Лулу? Я часто спрашивала себя: уж не я ли принесла ей смерть?

Если бы я была потверже с Бадом и Полом и не позволяла бы Джорджу их баловать, может быть, их жизнь сложилась бы лучше?

Голова раскалывалась от страшной боли. Я отправилась к себе в комнату и плотно задернула шторы. Затем легла на кровать и закрыла глаза.

Есть люди, которые в жизни ни о чем не жалеют. Как бы мне хотелось сказать о себе то же самое, но сколько в моей жизни было сожалений, сколько ошибок…

Наутро после похорон кто-то (должно быть, одна из моих теток по материнской линии) отвез меня в дом бабушки по дороге в аэропорт. Из ее личных вещей я хотела забрать всего три. Тетя с Мелани остались в машине, а я направилась к дому. В дверях меня встретил дядя Пол, вид у него был огорченный.