Мигель Руис - Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

– Поговори со мной, m’ijo , – наконец сказал он сыну, но ответа не последовало.

Слишком далеко они друг от друга, сделал он вывод. Даже при самых лучших намерениях, даже с бейсбольной кепкой на голове его присутствие слишком неуловимо, слишком труднодоступно – так что пусть это расстояние преодолевает любовь. Он наслаждался, глядя на своего чудесного сына, он так рад был его видеть. Он понимал, что сейчас происходит в душе молодого человека, понимал его тревогу, его страх и успокаивал ум, настойчиво требовавший ответов. В своей шаманской практике он не раз проделывал это. Он мог стереть все болезненные раздумья и опустошить ум ученика. Тот вначале чувствовал полную растерянность, а потом сдавался. Иногда человек мог почувствовать полный упадок сил, как животное, которое долго понукали кнутом и вдруг перестали. Конечно, это были лишь краткие мгновения. Они приходили к ученику совсем ненадолго, но оставляли в нем вкус свободы, которую он может когда-нибудь обрести без чьей-либо помощи.

Он хотел, чтобы его сын действовал свободно и верил себе до конца. Не нужно тревожиться. Не нужно раздумывать. Любое решение будет хорошим, любое действие будет действием жизни. Вера в себя – это вера в жизнь, и не важно, каким будет исход. Может быть, им не суждено больше разговаривать друг с другом, но память о сказанном и о прожитом вместе останется жить в Майке навсегда. Он будет помнить, как весело им было, как они гуляли всей семьей, как ходили на бейсбол. Он не забудет уроки братьев «Супер-Марио» – освоить игрушку, чтобы победить в игре.

– Пора, hijo [59] Сын (исп.) . , – сказал Мигель. – Ты знаешь, на что способна эта игрушка. Теперь пора осваивать жизнь.

Он улыбнулся мальчику – теперь уже мужчине, принимающему решения, от которых зависит жизнь семьи, и готовящемуся воплотить тайную мудрость в действие. Магия – это естественное движение жизни, а то, что сейчас происходило между отцом и сыном, было не чем иным, как магией.

– Я люблю тебя, – сказал он своему старшему сыну. – А теперь слушай, и давай-ка снова сыграем.

Дон Леонардо сидел в первом ряду трибуны стадиона Военно-морской академии к северу от Сан-Диего [60] Военно-морская академия – международно признанная военная подготовительная школа-пансион, принимающая молодых людей с 7 по 12 класс (12–18 лет) и следующая стандартам подготовки Калифорнийского университета. Учебное заведение готовит молодых офицеров запаса и входит в десятку лучших военных академий США. , где его тезка Лео играл в футбол с одноклассниками. Мальчик, еще не окончивший школу, был до глубины души потрясен известием о том, что может скоро потерять отца. Он, конечно же, родился уже после смерти дона Леонардо, поэтому было весьма маловероятно, что между ними может существовать связь. И все же, глядя, как мальчик целеустремленно носится по грязи, увертываясь от противника и догоняя мяч, он чувствовал что-то знакомое. Да, Мигель научил его владеть вниманием. И сегодня парень умело им пользуется. Таково человеческое видение: это игра, в которой побеждаешь, потом проигрываешь – и снова побеждаешь. Мяч символизирует внимание, завоевать которое люди стремятся прежде всего остального.

Было время в жизни этого мальчишки, когда он не был слишком обласкан вниманием своей семьи. Подростком он все еще жил с матерью в Тихуане, и Марии трудно было справляться с ним. Тогда вмешался Мигель и забрал его жить с собой и Саритой. Переезд в Калифорнию означал погружение в новую среду, знакомство с иной культурой. Нужно было по-настоящему учить язык и приспосабливаться к правилам, принятым в доме отца. Его отправили учиться в школу – вот в эту самую академию. Она не так далеко от дома, но давала ему возможность расцвести без излишней опеки. Насколько мог судить старик, идея оказалась удачной. У мальчика здесь были друзья, свои обязанности, родные не надоедали ему нравоучениями. Леонардо хорошо знал, что никто из близких не был настроен против парнишки, но тому невозможно в это поверить. Дети думают, что все взоры устремлены на них, что всем лишь бы покритиковать их. К сожалению, большинство людей действительно любят посплетничать и кого-нибудь осудить, но как объяснить мальчику, что суровее всех судит себя он сам?

Сейчас Лео сидел на скамье и отдыхал, игра продолжалась без него. В руке у него было полотенце, и он с отсутствующим видом вытирал голову. Волосы у него были рыжие, неправдоподобного оттенка, как у Марии, и это удивительным образом выделяло его среди других. Друзья звали его Rojo [61] Рыжий, красный (исп.) . , и было нетрудно заметить, что ему нравилось это отличие. Ему нравилось, что у него есть собственное видение, он с удовольствием жил в своем собственном мире. Придет время, размышлял старик, когда он больше всего на свете захочет свободы – самому совершать ошибки, терпеть неудачи или добиваться успеха без советов отца, без его покровительства, но пока еще он не созрел для самостоятельности. А сегодня, когда вокруг кричали друзья и, смягчая боль, капал теплый дождь, жизнь без папы была всего лишь опасением, тревожной мыслью, облаком, согласным повисеть над горизонтом.

Он знал, что отец при смерти, что над его собственным будущим нависла неизвестность, но рядом были его родные. Рядом была его бабушка, всегда сильная, всегда готовая утешить. С ними Майк, он сейчас совершал выбор, который необходимо совершить. Рядом брат Хосе, сторонящийся сплетен и шума. Хосе женился, и дом, в котором он жил с женой, стал вторым домом Лео. Там можно было укрыться от родных, задающих слишком много вопросов, на которые у него нет ответов.

У молодых людей никогда нет ответа, думал дон Леонардо. Сами они нечасто задают вопросы, не желая показаться невежественными, а ответов у них нет. Они хвастаются, демонстрируют презрение к взрослым – и при этом ничего не знают. Старику хотелось думать, что он-то в юности не был таким, но вряд ли это было правдой. Сам он подростком сбежал от семьи, собираясь создать новую, получше. Бежал он вслепую, на ходу строя тысячу глупых планов. Жизнь перехватывала его на каждом повороте, постоянно спасая от саморазрушения и тюрьмы. Жизнь спасла его от войны и от цепких когтей смерти. Жизнь подарила ему музыку, женщин, любовь. Жизнь подарила ему детей, а дети помогли ему лучше понять жизнь.

Дон Леонардо, отголосок старой истории, смотрел через футбольное поле на младшего сына дона Мигеля, и на душе у него было спокойно. Этот мальчик, носящий его имя, пройдет сквозь ждущие его трудности – так говорит жизнь. Он будет спотыкаться, потом благоденствовать, он все выдержит, подгоняемый попутным ветром созидания. Останется его отец в живых или нет, с этим парнем пребывает благословение. Удача коснулась его уже с первым вдохом, хотя, быть может, сам он с этим не согласится. Конечно, если он потеряет отца, то будет горевать. Может быть, он будет проклинать небеса и ночами засыпать в слезах, но даже давно умершему Леонардо ясно: мальчик благословлен.