Петр Худяков - Путь к Цусиме

Один из судей задал адмиралу Небогатову вопрос: В своем объяснении вы сказали, что, когда вы очутились окруженным кольцом неприятельских кораблей и у вас не оставалось никакой надежды на спасение, то вы обратились к руководству закона и нашли в нем статью 354 морск. уст., позволяющую сдать корабль. Вы говорили при этом, что вы рассуждали хладнокровно; но обратили-ли вы внимание на то, что законодатель допускает сдачу корабля только при одном условии, а именно: при соглашении всех офицеров экипажа? Испросили-ли вы у офицеров этого требуемого в законе согласия? — Небогатов ответил: "Я понимал это выражение закона в том смысле, что я должен сообразоваться — действительно ли я нахожусь в положении, указанном законом. Я позволяю себе предложить обратный вопрос: как-бы я должен был поступить, если-бы хоть один офицер не согласился с решением о сдаче? Должен ли я был-бы подчиниться велению закона или решению этого офицера?" — По окончании допроса свидетелей председатель предложил обвиняемым дополнить судебное следствие своими объяснениями. Небогатов пожелал объяснить, почему именно он пошел с третьей эскадрой против Японцев, хотя знал о состоянии порученной ему эскадры.

Осенью 1904 г. телеграммой управляющего морским министерством из Черноморского флота, где заведовал учебно-артиллерийским отрядом, он был вызван в Петербург, где адм. Авелан поручил ему особое дело, которое он и вел, между прочим имея в качестве помощника кап. 2-го р. Кросса. Через несколько дней он был приглашен в заседание комиссии из высших чинов, в том числе и адм. Бирилева, бывшего тогда главным командиром кронштадтского порта. Комиссия обсуждала вопрос о 3-й эскадре. Председатель комиссии адм. Авелан тут же предложил Небогатову, не покидая порученного дела, помочь в вооружении и отправке эскадры. Считая предложение для себя лестным, Небогатов его принял и через два часа выехал в Либаву, где увидел, что по снаряжению судов третьей эскадры работа идет во всю. Начальника эскадры однако не назначили. Когда ей нужно было начать компанию, контр-адм. Небогатову из Петербурга предложено было поднять на эскадре свой флаг. Он его поднял. За пять дней до отхода эскадры на Дальний Восток Небогатов получил телеграмму: "Прибыть в Петербург, сдать командование эскадрой контр-адм. Данилевскому". "Я собрал свои чемоданы, — рассказывает Небогатов, — собрался ехать, как вдруг опять телеграмма: "Данилевский отказался, все по-старому"; значит, оставалось идти; рассуждать тут было некогда; да и что за рассуждения? Поступая на службу во флот, я дал себе слово никогда ничего не просить и ни от каких поручений не отказываться. Прослужив 40 лет, аккуратно получая 20-го числа то, что мне полагалось, что было еще рассуждать. Я пошел; мне было приказано идти на соединение с эскадрой адм. Рожественского. Задачу свою я исполнил так, как только мог ее исполнить. Порученную мне эскадру привел в наилучшем виде, какой она могла иметь, к назначенному месту. Зачем я шел? He знаю; быть может, меня послали с целью демонстрации; быть может, еще из каких-либо соображений, — это мне неизвестно; но собака не может исполнять то, что требуется от лошади, а для лошади невыполнимо требование, предъявляемое к собаке. Суда, составившие мою эскадру, я знал отлично как по прежней моей службе в Балтийском флоте, так и по новой работе по их вооружению. Знал и тем не менее пошел; я делал то, что было приказано. Дальнейшее меня не касается"…

Далее обсуждались сенсационные подробности по поводу покупки парохода "Русь". Это был старый хлам, купленный у немецкой компании торгового пароходства. Осмотрев его, Небогатов убедился, что на один котлы потребуется поставить 260 заплат. Он подумал, зачем он мне? А ему говорят, — для воздухоплавательного парка; вам без воздушных шаров никак невозможно. Поехал на "Русь", посмотрел и приказал, чтобы завтра ему показали, как это они поднимают шары. Вечером является к нему воздухоплавательный полковник и докладывает, что завтра шары смотреть нельзя. Почему? Дело в том, что наполнение шаров газом у них предполагалось двумя способами, — электрическим и химическим; так вот оказалось, что по первому способу не могут, так как машина сломалась, а химическим способом, оказывается, опасно. Нескольким лицам уж и так физиономии опалило; а дальше, говорят, боимся, что весь корабль сожжем. Хотели оставить это судно в России; но, помилуйте, говорят, что скажет общественное мнение! Пришлось взять его с собой. Дошли с "Русью" до Скагена, составили из своих офицеров комиссию, "Русь" осмотрели, нашли у нее деревянные пробки в трубках холодильника, составили протокол и марш ее в Либаву.

Этот рассказ, сбивавшийся на анекдот трагикомического свойства, возбуждает спор о том, сколько уплачено за "Русь". Одни говорят, что миллион, другие — тысяч на двести меньше. Небогатов разъясняет, что граф Строганов отдал за "Русь" собственных денег миллион, да потом казна приплатила еще тысяч 250 или триста.

Ходатайство прис. пов. Маргулиеса о приобщении к делу отчета адм. Мессера о состоянии судов, которые вошли в эскадру Небогатова, и письма адм. Бирилева, в котором он ужасается плохому состоянию эскадры, судом было отклонено. Тогда газеты "Русь" и "Бирж. Вед." напечатали 2.XII.06 следующее письмо адм. Бирилева к адм. Мессеру:

"Глубокоуважаемый Владимир Павлович! С несказанным ужасом прочел ваш отчет. Что-же это такое? Флота нет, a то, что строится — выходит негодным. Я чувствовал всю зловредность работ Верховского, что рано или поздно придется рассчитываться за веру в этого человека; и, к несчастью, вижу, что не ошибся. Конечно, предстоит рассчитываться во время войны, когда на карте будет стоять честь, а может быть, и целость страны. Нет более разнузданной расточительности, как глупо поставленная экономия. Все интересы флота сведены к личным интересам одного человека, да и в этом еще было бы пол-беды, а беда в том нравственном разложения, которое из этого вытекает. Умный, но не нравственный Верховский сделал карьеру на экономии, а за ним все дураки бросились в экономию, и началась экономическая вакханалия, в которой и деньги зря растрачиваются, и дело не делается. He понимаю управляющего (бывш. морск. министра П. П. Тыртова), его дело — пока еще сторона, а как бы стал он высоко, если бы сейчас-же назначили следственную комиссию из независимых лиц для выяснения строительных безобразий и нахождения путей, как выйти из такого неестественного положения. Ведь строила-же казна верфи; строили дорого, но крепко, а теперь строят не дешевле, и так-же долго, и из рук вон скверно. На достройку "Гангута" истрачено 350 тыс. руб., а экономия была всего в 200 тыс. руб. На исправление и достройку "Сисоя" израсходовано 900 тыс. франков. Это ли не осязательные доказательства неразумной экономии, возведенной выше цели затрат? Я читал ваш отчет с поглощающим интересом. Все правда, и правда, высказанная таким языком, которым должны говорить уважающие себя люди. Бедный Павел Петрович (Тыртов): в один год получить 2 отчета по вопросам наиважнейшим для флота и оба удручающие, и не иметь в наличии сил пресечь зло. Нет, лучше не быть властью, чем не уметь ею пользоваться. Посылаю вам мой отчет, который так-же грустен, как и ваш. Я думаю, что и все прочие отрасли управления не лучше, если в них разберутся люди, умеющие говорить правду не стесняясь… Алексей Бирилев, 1898 г. 16-го февр.; СПб. Знаменская, 15".