Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

Каспар Энгельс, говорили старики, унаследовал патриархальную простоту нравов, веселость и волю к борьбе. Мастерская превратилась в фабрику, лавка стала конторой, потом фирмой. На фабрике у него был станок, на котором он и в старости иногда работал. Он создал в городе первое в Германии бесплатное училище для детей рабочих, а во время страшного голода от неурожая организовал в своей местности союз помощи голодающим, сам пожертвовал немалые деньги.

После похорон нотариус в кабинете усопшего при лучах заходящего солнца вскрыл завещание. Три сына, три молодых господина ждали этой минуты с тайным волнением. Особенно нервничал господин Фридрих-старший. У него были четкие планы развития дела. Он пробовал делиться ими с отцом, но отец лишь усмехался, отшучивался. Да, фирма процветала. Она стала видным солистом в хоре прусского текстильного рынка, но двадцатичетырехлетнему Фридриху-старшему этого было мало. Он побывал в Англии, на манчестерских фабриках и увидел, что богатый купец из Вупперталя выглядит мелким лавочником по сравнению с тамошними фабрикантами. Он мечтал выделиться и теперь настал тот момент. Он точно знал, что надо сделать, чтобы представительства фирмы охватили все континенты.

Сейчас, пока нотариус шуршал запечатанным пакетом, неудачно надрывая бумагу, Фридрих-старший отвернулся к окну, чтобы братья не заметили его волнения.

Текст завещания был краток. Все три сына оставались равноправными совладельцами фабрики и торговой фирмы. Отец рекомендовал им жить дружно.

Братья деланно улыбнулись.

– Что ж, попробуем жить дружно, – проговорил Фридрих-старший.

В первые годы Фридрих-младший чаще бывал с мамой да с дедом.

Мама, наигрывая на клавесине веселые мелодии, пела вместе с сыном простые народные песни.

Как-то раз пастор Круммахер сидел в кабинете Фридриха-старшего, разговаривал о делах церковной общины.

Легкие мелодии доносились сверху, и пастор неодобрительно морщился. Наконец он не сдержался.

– Вас не пугает, господин Энгельс, чрезмерное увлечение светской музыкой со стороны вашей супруги?

– Да какая же это светская музыка? Это народная старинная песня, – удивился Фридрих-старший.

– В массе своей народ был всегда греховен, господин Энгельс.

Пастор обожал рассуждать и на кафедре и дома.

– Нет, эта мелодия не для уха истинного христианина, – неодобрительно сказал он, прислушавшись к звукам, летевшим сверху. – Она может дурно повлиять на духовное воспитание ребенка, привить ему увлечение греховными светскими радостями… В городе говорят, что у вас иногда собираются люди и устраивают музыкальные концерты…

– Однако вы не сможете утверждать, что это дурно на меня повлияло… У отца моего и у матери музыка тоже была в почете, – не сдержался и Фридрих-старший.

– Музыка музыке рознь, господин Энгельс. Дьявол тоже цитирует Библию… – Дальше пастор не решился спорить, тем более что покойный Каспар Энгельс был одним из основателей общины. Но, прощаясь, он задержался на секунду в дверях и проговорил: – А все же ребенка пора приучать почаще обращаться с молитвой к господу…

– Это мы делаем постоянно, смею вас заверить, господин пастор. И я, и супруга моя, и отец фрау Элизы, господин ван Хаар…

Пастор понимающе покивал головой. Господин Энгельс только что обязался сделать солидный вклад в казну общины.

Триста лет прошло с тех пор, как сын рудокопа Лютер – крепкий мужчина, с военной выправкой и красными могучими руками – перевел Библию на немецкий язык и возглавил движение протестантов за чистоту христианской веры и человеческой нравственности. И почти одновременно с ним Жан Кальвин, уже в детстве прозванный соучениками «Винительным падежом», стал проповедовать строгую нравственность, откол от Римской католической церкви. Он был хмур и строг, винил людей во всех известных грехах, а своего ученого противника Сервета попросту сжег на костре инквизиции.

Лютер и Кальвин освободили многие европейские народы от владычества католиков и упростили церковное богослужение.

А потом франкфуртский богослов Шпенер через сто лет после Лютера основал в протестантизме новое церковное учение. Назвали его пиетизмом. Оно объявляло греховными все светские радости: театр, музыку, книги и живопись.

Человек должен угрюмо трудиться и вдохновенно молиться богу.

Для мелких ремесленников, лавочников, которые по вечерам пересчитывали свою небогатую прибыль, которые клялись заморить себя и свою семью голодом, но выбиться в люди, пиетизм стал необходимой верой, опорой в жизни. Греховно все, что мешает накоплению дохода, превращению семейной мастерской в маленькую фабрику, маленькой фабрики – в крупное производство. Жителям Вупперталя – барменцам и эльберфельдцам, поселившимся в долине реки Вуппер, – вера пиетистов стала необходимой особенно. Потому что именно они, крестьянские внуки, и превращали семейные свои прядильни и белильни в фабрики и торговые фирмы.

Слово отца для пиетистов было законом, слово пастора – так же истинно, как любое слово священного писания.

Днем приехал дедушка Ван Хаар. Как всегда, войдя в дом, он расставил руки и Фридрих с разбегу бросился ему на шею.

У деда не было сыновей. И в те дни, которые проводил он в Вуппертале, он постоянно возился с внуком, рассказывал ему старинные героические легенды о неустрашимом Зигфриде, о благородных героях из античных времен.

Отец мог приоткрыть дверь в гостиную, увидеть деда и внука, сидящих в одном кресле у камина, и услышать:

Дед читал с воодушевлением, и голос его звучал мужественно, величаво.

В этот раз отец недавно вернулся из заграничной поездки по делам фирмы и с удовольствием рассказал ректору Ван Хаару о Париже.

– А Мольера, Мольера вы посмотрели в театре? – допытывался дед.

– Еще бы! Я давно уже так не хохотал, как в тот вечер в театре. Знай наш пастор об этом моем грехе…

– Это лишь в вашей долине посещение театра приравнивается к преступлению против учения, – улыбнулся дед.

– Но живем ведь мы в нашей долине…

Фридриху отец привез толстую книгу в кожаной обложке со многими иллюстрациями.

– Эта книга поможет тебе чаще обращаться с молитвой к господу, – сказал он значительно. Отец старался говорить с сыном о боге именно так. – И тогда всевышний не оставит тебя.

Вечером отец услышал разговор Фридриха с дедом.

– Бог – это злой старик, да? – допытывался Фридрих. – Он постоянно требует от людей, чтобы ему говорили комплименты. А кто комплименты не говорит, тех он отсылает в ад?