Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

С утра Фридрих был занят мыслями о том, как бы достать денег.

Несколько дней назад он получил письмо от Маркса. По требованию прусского правительства французский премьер Гизо выслал Маркса из Франции. Через двадцать четыре часа после получения указа Маркс должен был покинуть границы страны. Въезд в Пруссию был ему запрещен еще весной. Оставалась лишь Бельгия.

Женни с крошечной дочкой на несколько дней поселилась у Гервегов. За бесценок она распродала мебель и в страшный мороз последовала за Марксом в Брюссель. Елену Демут, которая выросла в доме Вестфаленов, они отпустили: ей нечем было платить. Она согласилась отправиться в Германию, потихоньку узнала их брюссельский адрес, явилась к ним в Бельгию и отдала им собственные деньги, сказав, что она готова жить без жалованья. Пожалуй, это было единственным добрым моментом во всей ситуации.

Энгельс бросился добывать деньги. Он объявил подписку среди знакомых, переслал в Брюссель аванс за «английскую книгу».

«Эти собаки не должны, по крайней мере, радоваться, что причинили тебе своей подлостью денежные затруднения», – писал он Марксу.

И когда утром после дискуссии, со всеми мыслями и заботами он вернулся домой, то не сразу понял смысл упреков отца и матери.

Лишь через несколько часов, просидев над статьями для нового журнала, который они создали здесь вместе с Гессом, Фридрих вернулся мыслями к домашним разговорам и расхохотался.

Да они же решили, что он пришел из публичного дома!

Фридрих спустился вниз. Мама пила лекарство. У нее от переживаний развилась мигрень. Отцовское лицо было по-прежнему постным, он с неодобрением взглянул на сына.

– Неужели вы подумали, что я был в публичном доме? – Фридриху было все еще смешно.

– А где же тогда ты был? – настороженно спросил отец, а мама уже готова была обрадоваться:

– Видишь, я же говорила, что Фридрих достаточно чист и бог оберегает его от подобных мерзостей.

– Да у Гесса я был. После собрания нам надо было о многом переговорить, и я остался у него в гостинице.

– У Гесса? – теперь отец и вовсе помрачнел. – И ты водишь компанию с подобными негодяями? Из-за их агитации даже на моей фабрике рабочие готовы бесчинствовать. А кто будет оплачивать мне убытки? Ты или Гесс?

Фридрих попытался было прочесть и отцу лекцию о коммунизме, о всеобщей пользе этого общественного уклада.

– Я понял, чтó за научные занятия ты ведешь у себя в комнате, – перебил отец. – Все это – тоже коммунизм!

– Считай, что ты не ошибся.

– И следовательно, коммерцией ты заниматься отказываешься?

– Ну какая может быть коммерция при моих убеждениях?

И в этот момент в дом явился посыльный от обер-бургомистра.

В форме с золотыми галунами, в фуражке с гербом, он нес конверт и толстую книгу.

– Господин Энгельс? – спросил он.

– Что там еще? – недовольно проговорил отец. – Всю корреспонденцию я получаю в конторе.

– Мне нужны не вы, господин Энгельс, – посыльный произнес фамилию с подчеркнутым уважением, – а господин Фридрих Энгельс-младший. – Это было сказано небрежно.

– Да, я.

– Распишитесь в получении постановления господина обер-бургомистра, – посыльный раскрыл конверт и протянул книгу.

На гербовой бумаге было написано, что дальнейшие собрания в городе запрещаются, а если организаторы, несмотря на запрет, соберутся, то будут арестованы и привлечены к суду.

– Не хватало еще, чтобы члена семьи Энгельсов привлекали к суду! Да лучше бы ты не возвращался из Англии.

– Я готов уехать, отец. Например, в Брюссель.

Он назвал этот город только потому, что там поселился Маркс.

– Это будет лучше для всех.

Мама посмотрела на мужчин с испугом. Но дело было уже решено.

Весной в Брюсселе Маркс с семьей поселился на улице Альянс, в доме номер пять, в рабочем квартале, поблизости от ворот Сен-Лувен. Говорили, что здесь самые дешевые, но удобные квартиры. Энгельсу подыскали квартиру рядом, в доме номер семь.

Энгельс приехал в середине дня, Маркс ушел куда-то, и в доме его многое было удивительным.

Дверь открыла молодая женщина, с добрым крестьянским лицом. Фридрих не успел назвать себя, а она уже приветливо улыбнулась.

– Входите, господин Энгельс, мы вас ждем.

«Видимо, дальняя родственница, прислуга сказала бы: „Господа ждут вас“, а не „мы“ и не знала бы про меня».

– Женни! – позвала молодая женщина. – Приехал господин Энгельс!

– Спасибо, Ленхен, я иду! – голос был звучный, красивый.

«Ленхен» – так Карл называл служанку.

– Как мы рады, господин Энгельс, что вы приехали наконец, – проговорила жена Маркса, проведя Фридриха в гостиную. – Мы с Карлом только и говорили утром что о вас, и он вот-вот подойдет.

Она усадила Фридриха в кресло.

– Я давно хотела написать вам. Да-да, – подтвердила она, почувствовав удивленный взгляд Фридриха. – Вы жаловались Карлу, что все в «Ежегодниках» читают вашу статью об английской истории, экономическую же работу мало кто открывает. А я читала, конечно, обе, полтора года назад, когда вы их прислали Карлу в Париж. И могу сказать с уверенностью, экономическая ваша статья очень основательна и глубока. Об этом я и хотела тогда написать. Именно потому публика пока не воспринимает ее, ведь она, публика, не готова к серьезным статьям. Скажем, письмо Бакунина к Руге в тех же «Ежегодниках» наделало шума много, оттого что там одно воодушевление и его воспринять нетрудно. Та ваша работа дала много полезного Карлу, он постоянно делал из нее выписки.

– Благодарю вас, госпожа Маркс. – Фридрих был и смущен и одновременно удивлен: об образованности жены Маркса он уже слышал, но никогда еще ни одна женщина не говорила с таким знанием дела о том, что он писал.

– Недавно я получил письмо от Фейербаха, он пишет нам обоим, – Фридрих перевел разговор с себя, – Фейербах пишет, что он – тоже коммунист и для него дело лишь в том, как осуществить коммунизм. Летом он, может быть, даже покинет свою деревню и появится здесь…

– Боюсь, что он уже завяз и в религии и в природе. Карл на днях написал строки, которые сразу запомнились мне из-за своей точности, думаю, что вы согласитесь с ними… – Женни на секунду замолчала, – вот они, дословно: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Фейербах точнее многих объяснил наш мир…

– А изменить…

– А изменить смогут идущие дальше.

«Да, – подумал Фридрих, – Карлу посчастливилось».

Скоро пришел и сам Маркс. Они крепко обнялись с Фридрихом. Пошли осматривать его квартиру.

Плата за нее была скромной. Как раз это Фридриху и требовалось.

– Вечером к нам придет Фрейлиграт, я познакомлю вас, – сказал Маркс, оставляя Фридриха в новой квартире.