Элла Венгерова - Мемуарески

Давным-давно жил-был в царстве Цзинь правитель Пин Гунн. И говорит он однажды своему министру Ши Куану:

— Как бы я хотел стать мудрецом и прочесть много умных книг! Но ведь мне семьдесят лет. Жаль, что уже слишком поздно!

— Если поздно, — отвечает ему на это министр, — почему бы вам не взять свечу?

Тут правитель разозлился:

— Я с тобой серьезно говорю, а ты со мной шутки шутишь!

— Да как бы я посмел с вами шутить? — возразил министр. — Я вам истину говорю. Когда человек старательно учится в юности, он вступает на дорогу, освещенную яркими лучами утреннего солнца. В зрелости мудрость человека достигает зенита, и впереди у него еще половина пути. В старости же, на закате дней, его путь может осветить лишь пламя свечи. Пусть оно не такое яркое, как солнце, но лучше зажечь свечу, чем блуждать во тьме.

Перевод с немецкого Александра Беляева

Ничто так не досаждает мне в жизни, как мои родители. Куда бы я ни пошел, они преследуют меня. Не помогает ни переезд на другую квартиру, ни выезд за границу. Я едва успеваю присесть, как дверь открывается и один из них заглядывает в комнату: Отец-Государство или Мать-Природа. Я швыряю в них ручкой. Мимо. Они шушукаются, они понимают друг друга. В кухне сидит Управляющий, бледный, худой, напуганный, мне он не нравится, но порой вызывает жалость. Он мне не родня, но вреда не приносит.

Полчаса я с увлечением работаю. Но внезапно снова появляется Мать с окровавленным ртом и показывает мне новую модель.

— Все разделено пополам, — говорит она. — Это основа основ. Самцы и самки.

— Неужели тебе ничего лучше на ум не пришло? — спрашиваю я.

— Да ты что, милый! — говорит она. — Ты только погляди на эту самочку богомола. Пока его низ с ней совокупляется, она пожирает его верх.

— Фу, мама, — говорю я. — Это же отвратительно, черт побери!

— Однако же ты погляди, каковы мои закаты! — хихикает она.

Я пытаюсь успокоиться и хоть на пару строк продвинуться в своей книге о жизни Бакунина. «Этот Маркс разделал вас под орех, Михаил Александрович!» — злорадствую я. И тут в комнате сразу появляется Отец. Он обгладывает кость рекрута. Под его подозрительным взглядом я прикрываю рукопись газетой «Законопослушный гражданин».

— Ты слишком мало поёшь, — сокрушается он.

И только после его ухода я замечаю, что он унес с собой мое портмоне.

В кухне, не переставая, плачет Управляющий. Я закрываю глаза и затыкаю уши. И правильно делаю.

Из хрестоматии Aufschluss. Bonn/Bad-Godesberg, о J.

Перевод с немецкого Зои Ефимовой

Господин К. говорил о дурной манере молча проглатывать обиду. И рассказал такую историю.

Некий прохожий спросил у плачущего мальчика о причине его слез.

— Я скопил два гроша на кино, — сказал тот, — потом пришел вон тот мальчишка и вырвал один грош.

И он показал на стоящего неподалеку подростка.

— Ты что, не звал на помощь?

— Звал, — сказал мальчик и зарыдал еще громче.

— И тебя никто не услышал? — продолжал прохожий, ласково гладя его по голове.

— Нет, — всхлипнул мальчик и посмотрел на мужчину с надеждой, поскольку тот улыбался.

— Тогда давай и этот, — сказал прохожий, отобрал у него последний грош и беззаботно пошел дальше. ВСТРЕЧА

Один человек, который долго не виделся с господином К., приветствовал его словами:

— Господин К., вы совсем не изменились!

— Неужели? — сказал господин К., побледнел и испустил дух.

Господин К. задавал вопросы. Каждое утро мой сосед заводит граммофон. Зачем он включает музыку? Говорят, он тренируется. Зачем он тренируется? Говорят, он хочет быть сильным. Зачем ему сила? Хочет расправиться со своими врагами в городе. А зачем ему убивать врагов? Потому что он хочет есть.

Услышав, что его сосед включает музыку, чтобы тренироваться, тренируется, чтобы быть сильным, хочет быть сильным, чтобы расправиться с врагами, расправляется с врагами, чтобы есть, господин К. задал свой вопрос:

— А зачем он ест?

Из хрестоматии Aufschluss. Bonn/Bad-Godesberg, o.J.

Перевод с немецкого Екатерины Лысовой

Я приказал вывести моего коня. Слуга меня не понял.

Тогда я сам пошел в конюшню, вывел коня и оседлал его. Издалека доносился звук трубы. Я спросил слугу, что это значит. Он не знал и ничего не слышал. У ворот он остановил меня и спросил:

— Куда ты едешь, хозяин?

— Не знаю, — сказал я, — лишь бы прочь отсюда, прочь отсюда, как можно дальше прочь отсюда. Только так я смогу достичь своей цели. Так ты знаешь, в чем твоя цель?

— Я же сказал «прочь отсюда» и есть моя цель.

— Но у тебя нет запаса провизии, — сказал он.

Мне он не нужен. Мой путь так долог, что никакой запас не спасет меня, если я ничего не добуду в пути. Да, к счастью, это воистину бесконечное путешествие.

Я вернулся. Пересек двор и осмотрелся по сторонам. Старое хозяйство моего отца. Лужа посередине двора. Сваленный в кучу, ненужный хлам загораживает дорогу к крыльцу. Кошка устроилась на перилах. Рваная тряпка, привязанная к шесту во время игры, развевается на ветру. Я вернулся. Кто встретит меня? Кто окажется за кухонной дверью?

Дым поднимается из трубы. Готовят вечерний кофе. Уютно ли тебе? Чувствуешь ли ты себя дома? Не знаю. Я в растерянности. Вот дом моего отца. Вот он стоит, кирпичик к кирпичику, и смотрит на меня. Все погружены в свои заботы, о которых я либо никогда не знал, либо забыл. Что я могу сделать для них? Что я им? Пусть я и сын старого хозяина, моего отца, — я не решаюсь постучать в дверь. Я лишь прислушиваюсь издалека, только слушаю издалека, боясь, что меня застанут врасплох. И так как я стою далеко, я ничего не слышу. Только тихий бой часов. Или это воспоминанье детства?

Что же происходит на кухне? Или это тайна обитателей дома, которую они бережно хранят от меня? Чем дольше медлишь у дверей, тем труднее постучать. А что, если кто-то вдруг отворит дверь и спросит меня о чем-то? Не стану ли я одним из тех, кто хранит тайну?

Утро было свежее, улицы чисты и просторны. Я шел на вокзал. Взглянув на башенные часы, я вдруг обнару жил, что мои отстают гораздо сильнее, чем я думал. У меня оставалось совсем немного времени. Это испугало меня настолько, что я усомнился в правильности выбранного пути. Я еще не очень хорошо ориентировался в этом городе. К счастью, я увидел неподалеку полицейского. Я бросился к нему и, не успев отдышаться, спросил дорогу. Он усмехнулся и спросил:

— Ты у меня хочешь узнать дорогу?

— Да, — сказал я. — Мне самому ее не найти.

— Отвали, — ответил он. — Отвали!