Полина Венгерова - Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в XIX в.

К сожалению, еврейская литература располагает очень немногими сочинениями в жанре мемуаров.

В России мне известно только одно подобное сочинение — «Записки еврея» Григория Исааковича Богрова [1] Григорий Исаакович Богров (1825, Полтава, — 1885, с. Деревки Минской губернии) — один из пионеров русско-еврейской литературы. «Записки еврея» — его беллетризованная автобиография — были напечатаны в 1871–1873 гг. в «Отечественных записках» с одобрения Н.А.Некрасова. В повести подробно, хотя и весьма тенденциозно, изображается быт российского еврейства середины XIX века и духовная эволюция главного героя. Незадолго до смерти Богров принял христианство. . К этой книге, позволившей нам глубоко и внимательно заглянуть в жизнь евреев России начала прошлого столетия, по праву примыкают мемуары Полины Венгеровой о важнейших эпизодах большого переходного периода — времени, когда просвещение среди евреев России начало рассеивать предрассудки, омрачавшие до тех пор отношение к российскому еврейству. Это было странное, интересное, переменчивое время, история которого еще не написана и будет написана не прежде, чем возникнет целый ряд именно таких мемуаров. В «Воспоминаниях бабушки» сочетаются сердечная любовь и великий пиетет, редкостная искренность и достоверность, мягкий юмор и тонкая деликатность.

В последние годы российские евреи привлекли к себе большое внимание. Их судьбы и страдания вызвали участие всего культурного мира, усилился интерес и к их характерным особенностям, к их истории и литературе. И только теперь к широким кругам публики пришло понимание того, какое огромное богатство фантазии и образованности, поэтичности и одаренности накопилось в еврейских местечках и еврейских закоулках необъятной царской империи. Эти сокровища ожидают своих поэтов и художников, которые сумеют поднять их на поверхность общественной жизни.

Размышляя о культурной работе, которую столь наглядно описывают нам мемуары Полины Венгеровой, волей-неволей вспоминаешь Николая Гоголя и его классический роман «Мертвые души». Кибитка с героем мчится по необозримой равнине и исчезает в туманной дали. «Не так ли и ты, Русь…»

Чуткое ухо, возможно, уловит на страницах этих мемуаров частичный ответ, а внимательный наблюдатель поймет, чем объясняется быстрое развитие евреев России от мрачных предрассудков и заскорузлой неподвижности к светлым огням просвещения и внутренней свободы.

Тогда и будет выполнена задача этой книги, которой я выражаю свои наилучшие пожелания на ее пути к общественности.

Мое старое сердце полно глубокой признательности и благодарности. Я рада, что скромная книжка моих воспоминаний столь неожиданно нашла хороший прием, что моя дрожащая рука должна сегодня взяться за перо, чтобы набросать несколько напутственных слов к ее второму изданию. Пусть же и этот томик обретет читателей и доставит им удовольствие. Эта радость согреет и позолотит закат моей бурной жизни и станет лучшей наградой моим разнообразным и тяжким трудам.

Вдохновленная приемом, который публика оказала первому тому, я с радостью приступаю к изданию второго тома моих воспоминаний. Я хочу изобразить прошлое достоверно и безыскусно — так, как оно еще и сегодня живет в моей душе и памяти. Я продолжаю прясть нить моей повести, и картины невозвратных лет снова проходят передо мной. Не хочу думать о том, что из этого должна получиться книга. Просто усаживаюсь поудобнее в своем старом кресле и рассказываю: о своей помолвке, о том, как год ждала суженого, как мы сыграли свадьбу и что было потом.

Заметки этого тома еще несут на себе отпечаток той радостной атмосферы, которая окружала меня в годы юности. Моя помолвка, свадьба и первые годы счастливого замужества еще приходятся на золотой век, когда еврейская семья и брак строились на прочном фундаменте любви, верности и дружбы.

Но старые времена миновали, а с ними — во многом — и красота и величие еврейской жизни. Новые времена принесли с собой новые нравы. Зазвучали другие струны, и постепенно сформировались другие ценности.

Дух времени разрушил патриархально-созерцательную семейную жизнь евреев и разверз пропасть между старыми и молодыми.

Но я благодарю Бога за то, что Ему угодно было позволить мне дожить до этого дня, услышать, как пробил час великого поворота в еврейской жизни, возрождения любви к Сиону, сражения за осиротевшую молодежь. В первых же звуках мое старое сердце узнало великую еврейскую мелодию, умолкнувшую так давно, а некогда звучавшую так глубоко и мощно…

Что ж, отправляйтесь в мир, мои листки. Вы были мне утешением и сокровищем, когда над моей родиной сгустились грозовые тучи и из них выглянули жуткие призраки Средневековья. Одинокая, оставленная всеми старуха, я нашла приют в другой стране, у моих сестер Кати и Лены в Гейдельберге. Любовь не кончается. Когда-то я ухаживала за Леной во время ее болезни, брала на себя ее заботы. И вот теперь она приютила меня. Моей родиной стал большой четырехугольный стол в ее комнате, на котором лежали мои записи, жалкие остатки богатой жизни. Но над ними мерцал мягкий отсвет прошедших дней.

Память приподняла каменное надгробие с могилы времени и пробудила прошлое к новому бытию. Помнишь, Лена, как часто мы встречали смехом гримасы судьбы? Сколько было возвышенных мыслей, брошенных в лицо злобе дня, сколько глупых слез туманило наши глаза…

Ну что ж, отправляйтесь в мир, мои листки! Вы родились из любви, любовь хранила вас в годы моих странствий. Донесите же и вы эту любовь к народной старине моим юным братьям и сестрам!..

Достанет ли у вас сил передать им мое благословение — не знаю. Но так хотелось бы надеяться. И я надеюсь, не боясь упреков в тщеславии, ибо человек, полюбивший мои воспоминания, разделял мою надежду.