Михаил Наумов - Хинельские походы

Днем отряд Фомича прибыл в Хинельский лесокомбинат.

Это был промышленный поселок, вытянувшийся под соснами в одну прямую улицу на возвышенном берегу речки Сычевки. Улицу образовали несколько десятков стандартных четырехквартирных домиков, в которых жили семьи рабочих.

Винокуренный и пенькотрепальный заводы приютились за изгибом лесной опушки на берегу пруда, где старые высокие сосны живописно перемешались с вековыми дубами, разлапым ельником и березой.

Километрах в трех на юг от лесокомбината, в открытом поле раскинулось большое старое село Хинель, от которого и получил свое название соседний лес.

По словам старожилов, лесокомбинат был расположен в таком месте, «где один петух поет на три губернии», то есть на стыке трех областей — Орловской, Курской и Сумской.

Чтобы точнее определить наши координаты, я попросил у Дегтярева карту. Это был квадратный лист километровки с надписью вверху «Эсмань». Село Эсмань было районным центром Червонного района, где возник отряд Фомича.

Глядя на карту, я установил, что наш отряд сейчас расположен в Севском районе Орловской (ныне Брянской) области. Город Севск был удален от Хинели более чем на двадцать километров. Ближайшие от нас железнодорожные станции — Ямполь и Хутор Михайловский — находились километрах в тридцати на запад.

На карте виднелись контуры больших сел. От Севска к Глухову шла дорога — часть древнего пути из Киева на Москву. Негустая сетка полевых дорог, голубые жилки безымянных родников и речек, очень редкие горизонтали небольших возвышенностей — все это говорило мне, что местность всюду открытая, степная. Сравнительно узкая зеленая полоса на карте показывала, что Хинельские леса, начавшись почти под Севском, тянулись в западном направлении до Новгород-Северского и обрывались на левом берегу Десны. Под верхней рамкой листа обозначался широкий разлив зелени — Брянские лесные массивы, отделенные от Хинельских лесов полем, шириной до полусотни километров.

Дегтярев разместил свою группу в одном из крайних домов поселка, Соседний дом заняли Фомич и командир отряда, а далее стояли ворошиловцы — отряд капитана Гудзенко. Отряд был невелик (человек до тридцати), боевых операций еще не начинал, но вооружен был отлично. Это бросилось в глаза всем при въезде в поселок. Полковая пушка и две 122-миллиметровые гаубицы грозно уставились своими жерлами в поле, как бы заверяя нас в том, что лесокомбинат — крепость.

Гудзенко был начальником штаба артиллерийского полка одной из дивизий, выходившей в этих местах из вражеского окружения. Дивизия прорвалась на восток — в ту брешь, что прорубили для нее артиллеристы, стрелявшие до последнего снаряда. Часть орудий, оставшихся без коней, и сам капитан Гудзенко с группой офицеров и бойцов оказались вновь отрезанными от своих и вынуждены были уйти в глубь леса. Им удалось спрятать в Хинельском лесу несколько гаубиц и пушек, из которых три были вполне исправны.

В первых числах декабря в лесокомбинат приходил Путивльский партизанский отряд. Гудзенко установил с ним связь и, получив от командира путивлян, Ковпака, некоторую помощь, обосновался в лесокомбинате. Капитан комплектовал свой отряд только военнослужащими, в то время как Фомич, думая о развертывании партизанского движения, собирал в отряды и местное население.

По прибытии в лесокомбинат Фомич сразу же организовал совещание партизанских руководителей.

В середине дня в его небольшую светлую комнату пришли капитан Гудзенко, рослый блондин в кавалерийской шинели, Хохлов — командир Севского отряда, небольшого роста, с бледным бритым лицом, одетый в зимнее драповое пальто, — до войны он управлял Хинельским пенькозаводом, и эсманцы: Дегтярев, Фисюн, Анисименко, Хомутин, Халимоненко, а также секретарь подольского райкома Ямпольского района Даниил Красняк.

Фомич сидел за столом, остальные поместились вдоль стенки.

Красняк, приземистый, с широким, опаленным морозом лицом, с жгучими черными глазами, делал доклад:

— Товарищи, — начал он, — для нас в Ямпольском районе создалась очень трудная обстановка. Во многих селах — полиция, навербованная из бывших кулаков, петлюровских недобитков, уголовников всех мастей. Немцы рыщут по нашим следам. Мы потеряли почти весь свои состав, Макаренко, Гнибеда и я — вот все, что осталось от коммунистов Ямпольского района…

Члены Червонного райкома угрюмо переглянулись.

— Это, конечно, результат нашей неопытности в подпольной работе, — продолжал Красняк. — Вместо того чтобы покарать предателей и тем самым заставить всех других врагов притихнуть, мы стали прятаться от этих бандитов и не успели создать боевой группы. Фашисты истребляют не только коммунистов, — они убивают всех честных советских людей. Они создали для населения невыносимые условия жизни. Только позавчера в селе Княжичи расстреляли всех тех, кого задержали на проселочных дорогах, В каждом селе виселицы, В Марчихиной Буде петлюровец Барабан назначен комендантом и главным карателем. В настоящее время, товарищи, Ямпольский подпольный райком находится в Хинельских лесах, по сути — за пределами не только района, но и нашей области… Я прошу у вас помощи. Помогите вам разгромить предателей в Марчихиной Буде.

Красняк сделал паузу и, понизив голос, продолжал:

— Говорю не для оглашения: в Марбуде забазировано оружие. В нем судьба партизанского движения района. Там же имеется десятков пять верных людей — ядро отряда.

Красняк сел. Фомич сочувственно кивнул и тихо, но так, чтоб слышно было каждому, проговорил:

— Мое мнение, товарищи, такое: людей надо вывести из Марбуды, они будут костяком Ямпольского отряда.

— Верно! — гаркнул Фисюн и потряс прикладом своей карабинки. — Размозжу голову Барабану и поквитаюсь еще за восемнадцатый! — с жаром добавил он.

— Вы неправы, Порфирий Павлович, — возразил человек с угреватым бесцветным лицом, с воровато бегающими глазками, по фамилии Тхориков. — Выступать с оружием рано. Это будет грубым нарушением конспирации и ни к чему хорошему не приведет. На этот счет никаких указаний мы еще не получили. Когда нас оставляли для подпольной работы, то в обкоме ясно было сказано: сидеть в тылу врага и ожидать директивных указаний.

— Не слыхал такого, чтобы бездействовать, — возразил, вспыхнув, Анисименко.

— Трусливый бред, — резко проговорил Гудзенко и брезгливо поморщился.

— Я предлагаю обсудить вопрос серьезнее, — стараясь быть спокойным, сказал Дегтярев. — Нужно, само собою, помочь Красняку, это пойдет на пользу общему делу.

— А я все же считаю, Фомич, — все тем же невозмутимо сдержанным тоном проговорил Тхориков, — момент еще не настал. Мы не готовы, значит, и не имеем права рисковать подпольем. Не забывайте указания ЦК, что один партизан в тылу врага дороже сотни бойцов на фронте.