Михаил Наумов - Хинельские походы

Начальник полиции, не желая обострять отношений с лейтенантом, приказал составить оружие в ко́злы и выставил к нему часового.

— Пан староста, — обратился после этого капрал к хозяину гарнизона, — на привалах не положено, чтобы кони и люди находились вместе. Поставьте ваших лошадок рядом с нашими и принесите господину лейтенанту чего-нибудь поесть.

Когда, наконец, воинский порядок был водворен, лейтенант расположился шагах в пятидесяти от полицаев.

— Ишь, злюка! — вполголоса сказал полицай, стрелявший по вороне. — Он нас и за людей не считает…

— Да и сам на оловянного солдатика похож, — отозвался другой полицай. — Гляди, возле муравейника сел, на самом солнцепеке, дурак этакий!

— Может, он ревматизмом болен, вот и тянет к муравьям, — философски заметил третий полицай.

— И ты хорош тоже! — недовольно проговорил начальник. — Сколько раз говорил: не стреляйте в селе без толку. Вот покажет он наше оружие начальству — кому припарка из-за вас будет? Опять мне же!..

— Надо бы задобрить его! — осторожно подсказал начальник охраны…

— Гляди, и этому теперь взбучка будет, — и все стали смотреть, как лейтенант придирчиво осматривал карабин капрала. Повертев его в руках, лейтенант прилег за муравьиной кучей, навел винтовку на начальника полиции и выстрелил. Капрал широко размахнулся и швырнул в полицая гранату, в то же время выстрелили и солдаты. Упал часовой, стоявший возле оружия, полицаи бросились в стороны. Солдаты кинулись за ними, на ходу стреляя из винтовок…

Лейтенант Инчин вытащил из-под повозки старосту и на чистейшем русском языке прочитал ему заповедь партизана.

Молочный туман порозовел, стал летуче-легким. На траве, на дубовых листьях, на мелком ольховнике, что толпился меж лесом и обширным заливным лугом, засверкала живым серебром роса. С лугов доносился нестройный хор людских голосов, шелестящий посвист кос.

Сачко только что проснулся. Прислушался к мирному, с детства знакомому стуку отбиваемой косы, и ему вдруг захотелось встать в ряды косцов, размахнуться во всю силу, надышаться медовым запахом трав и цветов… У Сачко даже зачесались ладони. А еще только вчера он налетел со своим взводом на охрану неплюевского железнодорожного моста, взорвал его и тем самым прекратил движение поездов на магистрали Конотоп — Хутор Михайловский.

Сачко вышел из шалаша на полянку, увидел косцов, ахнул.

— Митинг, Борис, митинг треба зробить! — крикнул он своему политруку Бродскому. — Подымай хлопцев!

Взвод поднялся. Сачко распорядился:

— Оцепляй, хлопцы, покосы, да незаметно, чтобы не поутекли с переляку!

Сачко любил быть с населением, и потребность поговорить с людьми завладела им еще сильнее.

Партизаны поползли, скрытые душистыми травами, оцепили луг. Сачко, взобравшись на повозку, картинно простер руку и скомандовал:

— Шабаш, хлопцы-дивки! Объявляю перерыв на обид!

При виде вооруженного человека косцы разбежались. Из кустов один за другим поднялись со всех сторон партизаны.

— До мене, до мене, — смеясь, сзывает Сачко косцов к повозке, — Слухайте! Капут Гитлеру! Ховайте хлиб, вступайте в партизаны. Нет такой силы, чтоб нас, советских людей, одолела!

Митинг скоро превращается в дружескую беседу, люди жадно слушают вести с Большой земли, рассказ о борьбе, которую ведет Брянская армия.

— Брехня, что немцы Ленинград и Москву взяли, — говорит Сачко, и люди легко и свободно вздыхают.

— Ты кто? — обращается Сачко к вихрастому пареньку.

Тот отвечает:

— Был колхозником, а теперь и сам не знаю кто.

— А ты? — спрашивает Сачко другого.

— И я никто.

— Ага! На немца ишачите!

— Точно! — подтвердил третий. — Только теперь я не желаю ишачить на немца! — говорит он и с силой втыкает косу в землю. — Довольно! Все равно жизни нет! Точка!

Сачко любовно смотрит на пареньков и через минуту, посоветовавшись с ними, вручает каждому оружие.

— Бачу, — добри партизаны з вас будуть! — говорит он. — А ну, теперь кажи всего хорошего и айда с нами.

Взвод простился с косарями и скрылся в лесу.

Пересекая шлях с Михайловского на Ямполь, Сачко заметил следы автомашин.

— Ставь мину и ховайся за кущи! — приказал он.

Через минуту все готово. Партизаны ложатся на землю вблизи дороги, вдали гудит автомобиль, шум приближается, нарастает, и вот показывается легковая машина. Сверкая лаком и хорошо протертыми стеклами, мерседес идет прямо на мину. Секунда, вторая, третья — раздается взрыв, языкатое пламя цепко охватывает машину, из-за кустов бьют по ней партизаны. Два немецких офицера вываливаются из кузова, один из них целится из револьвера в Сачко, но меткая пуля подсекает его, и он падает в дым и огонь. Второй офицер пытается бежать, но и его постигает та же участь.

Трещат патроны в кузове. Сачко бросается к машине.

— Хлопцы! — кричит он. — Портфель або автомат треба выхватить!

Взрывается бензобак, вместе с дверцей машины вываливается из кабины женщина. Она объята огнем. Сачко набрасывает на нее свой плащ, изловчившись, выхватывает женщину в затянутый бурьяном кювет.

— Нежива, — отмечает он спустя минуту, — Обличье опечено…

Обжигая пальцы, сдирает тлеющий жакет с погибшей, выворачивает карманы и находит огарок темно-зеленого дерматина…

Через сутки Сачко был уже в Хинельском лесу и, таинственно улыбаясь, вручил мне огарок удостоверения или паспорта погибшей. Я взял его в руки и на обратной стороне увидел потрескавшееся от огня фото владелицы. Всмотревшись получше, узнал Елену.

— Так это она? — воскликнул изумленно Буянов.

— Вона! — подтвердил Сачко. — Фигура, рост, волосы, — все з першой хвылыны нагадало мени жинку Митрофанова…

— Повезло тебе! — сказал Буянов. — Это ведь касается моего взвода, и мне полагалось с ней рассчитаться.

— Чего же не мне? — возразил Сачко. — Этой крале и я был в задолженности.

Я долго смотрю и читаю в глазах командиров одно и то же воспоминание — это вечеринку в день Красной Армии на лесокомбинате, когда Елена кокетливо спросила Сачко, не боится ли он женщин, а Буянов вместе с Ромашкиным громогласно уверяли, что Елена Павловна — самая обворожительная женщина.

— Самая обворожительная! — вслух повторил я и, возвратив лейтенанту дерматиновый огарок, сразу же подумал о том, что появление этой особы не могло предвещать ничего доброго.

— Треба начеку быть, — сказал Сачко, прищурившись на меня и Буянова. Он доложил, что под Михайловском все забито войсками, а ямпольский комендант хвалится людям, что немцы на днях прочесывать все леса будут.

Вечером с наблюдательного поста привели молодого человека на костылях. Нога у него была ампутирована до колена. Парень назвал себя ленинградцем, сержантом связи и просил принять в отряд.