Михаил Наумов - Хинельские походы

С тяжелыми думами вел я моих партизан к новому месту расположения, в глубь неуютного теперь Брянского леса, где не уцелел от пожаров ни один населенный пункт.

— Напрасно командование отозвало нас из Хинели! Что мы тут будем делать?! — раздавались возгласы.

Никто, в том числе и я, не понимал, к чему все эти лишения и необходимость «экономить на животе», если в Хинели всего вдоволь, а возвращение туда теперь, когда подорваны силы осадной армии, не такое уж сложное дело.

В самом деле, что тут делать? В Брянском лесу и без нас уже несколько десятков тысяч партизан, а на юге, вплоть до Черного моря, советские люди нуждаются в помощи и готовы принять участие в борьбе с фашистами, ждут слова правды о судьбе Советской Родины, о Красной Армии, о своих сынах. Ждут, как жаждет в знойное лето земля дождевой влаги, а мы, вместо того чтобы пойти туда, уходим на север, в глубину леса, — в зону пустыни, голода.

Но в глубине Брянского леса дела оказалось больше, чем мы предполагали, находясь на переднем крае… Лесные штабы разрабатывали проекты большой государственной важности: они готовились к выходу в далекий рейд на запад, за Днепр, на Украину!

Глубинные аэродромы, находившиеся в ведении Бондаренко, Емлютина и Дуки, принимали каждую ночь десятки транспортных самолетов. Воздушные корабли привозили из Москвы автоматы, противотанковые ружья, боеприпасы, медикаменты, радистов с походными радиостанциями и даже пушки. С вечера и до утра над лесами кружили советские самолеты.

Обменявшись с партизанами сигнальными ракетами, они рассекали густую тьму лучами своих прожекторов и садились на лесные аэродромы возле полыхавших костров. Оставив привезенные грузы, они увозили в Москву раненых и больных партизан, детей, стариков и женщин, а потом снова возвращались, успевая проделать над фронтом по два, по три рейса в ночь!

Вовсю действовал Украинский штаб партизанского движения во главе с генералом Строкачем.

Перед нами открывались новые горизонты, смелая идея народной войны, распространенной на всю Украину, — войны, отлично подготовленной, глубоко продуманной и организованной в Кремле.

«Так вот зачем вызывали партизан в ЦК партии!» — подумал я, когда от Фомича узнал о всех этих волнующих событиях.

— Вы — наш второй фронт, — ответили в ЦК партизанам на их вопрос: «Будет ли когда-нибудь открыт второй фронт англо-американцами?»

— Мы — второй фронт, — повторил Фомич, погруженный в мысли и заботы о рейде. — Понимаете, какая ответственность возлагается на нас, Михаил Иванович! На правый берег Днепра выйдут объединенные силы Ковпака и все остальные отряды сумчан — Эсманский, Ямпольский, Знобь-Новгородский, Середино-Будский. Их возглавит Сабуров. Я иду с ними как комиссар. Все наши силы должны быть направлены к тому, чтобы как можно скорей и лучше выполнить указания ЦК партии.

Фомич развернул карту и показал мне примерное направление глубокого рейда, а также районы, куда должны выйти отряды Ковпака и Сабурова.

— Эсманский отряд необходимо переформировать, — продолжал Фомич. — Нечего греха таить, вторая и третья группы изрядно растрепаны и деморализованы. Их нужно укрепить за счет бойцов и комсостава первой группы.

Я внимательно слушал.

— В состав отряда должны входить четыре стрелковые роты и одна рота автоматчиков. Кроме того, надо иметь батарею и конную разведку. С прибытием вашего отряда все это решается легче. Вы, Михаил Иванович, назначаетесь начальником штаба. Командиром остается Иванов. Подберите себе людей. Мы вооружим наш отряд лучшей боевой техникой…

Фомич вынул из ящика кипу свежеотпечатанных карт.

— Вам карты в руки! Смотрите, Михаил Иванович, какой простор. От Десны до Случа! Есть над чем потрудиться толковому штабу!

Я с восхищением развернул пахучие листы двухкилометровки. Впервые в жизни видел я перед собой топографические карты полесья Украины. Оказалось, что северные районы Черниговщины, Киевщины, Житомирщины от Брянских лесов до границ Польши — это сплошные лесные массивы.

— Вот оно, Порфирий Фомич, вооружение командира! — вырвалось у меня после знакомства с картами. — Можете не давать мне ни оружия, ни патронов — снабдите только хорошей картой, и я буду чувствовать себя вооруженным!

— Да, теперь наши глаза далеко видят! — поняв мое душевное состояние, воскликнул Фомич. — Далеко видим и еще дальше слышим: в каждом отряде будет радиостанция и походная типография!

А я листал и листал хрустящие, новенькие карты, изучая пути на запад.

— Кстати, как вы смотрите на свое назначение?

Вопрос не застал меня врасплох.

— Если говорить откровенно, Порфирий Фомич, то я предпочел бы командовать ротой, если уж нельзя руководить отрядом… Не забудьте, — я уже не первый раз отказываюсь от лавров штабиста.

Фомич возразил:

— Вы не правы. Тогда было у нас, говоря вашими словами, «великое сидение», а теперь предстоит рейд! Да еще какой рейд! У нас много оружия, мы будем расти на ходу, отряд превратится в соединение… Словом, необходим очень знающий начальник штаба.

Я долгое время молчал.

— Ну, что же вы? Говорите без дипломатии.

— Не хочу, Порфирий Фомич. Не стану кривить душой… Но если это партийное решение, — подчиняюсь и буду работать.

— Но почему не хотите? Подумайте; рейд! Большой, глубинный рейд на три-четыре сотни километров!

— Я все понимаю. В таком рейде хочу командовать отрядом или хотя бы ротой.

— Этот вопрос уже решен райкомом… Я хочу, чтобы вы с огоньком приступили к новому делу.

— Постараюсь оправдать доверие, — ответил я.

Пожав друг другу руки, мы расстались.

Я вошел в помещение моей штаб-квартиры. Шалаш не спасал от холода, плохо укрывал от ветра, сюда сквозь занавеску залетали листья. Осмотревшись, я увидел, что стенки шалаша были сделаны из околоченных снопов, потемневших от времени; возле сбитого из нескольких досок стола стояли две чурки — стулья; в углу — постель из еловых веток, прикрытых соломой.

— Тут мы развернем канцелярию, и новый штаб подготовит отряд к рейду, — заявил Инчин.

Я взял к себе «штаб-офицерами» Инчина и Прощакова, командовавшего у меня первой ротой, и начал «заводить» штабную машину. Командир отряда находился на станции Знобь в главштабе Сабурова. Там разрабатывался план похода, собирались сведения о противнике, распределялось полученное вооружение, решались вопросы взаимодействия с брянскими партизанами, с соединением Ковпака и между отрядами. На это время штаб Сабурова стал для нас главным штабом. Оттуда поступали теперь разведывательные сводки, сообщавшие, что на переднем крае продолжалась обычная перестрелка, что осадная армия ничего не подозревает о наших приготовлениях и т. п.