Арсений Тишков - Дзержинский

А теперь быстрее в лодку! Потеряно много драгоценного времени, на исходе короткая июньская ночь, а до рассвета им надо уплыть как можно дальше.

Лодка, подхваченная быстрым течением, неслась как птица.

— Что это? — спросил Сладкопевцев, услышав гул, похожий на шум водопада. Гул все возрастал и наконец перешел в грохот.

Раздумывать было некогда, Сладкопевцев направил лодку к берегу. Они причалили к большому острову.

Впереди оказалась мельница. Вода с шумом перекатывалась через плотину, образуя водопад. Плыть обратно против течения и искать на авось проход между скалами? Невозможно! Месяц спрятался за тучу, поднялся предрассветный туман. Оставался единственный выход — попробовать перебросить лодку волоком через остров.

Потащили. Лодка большая, тяжелая. Сладкопевцев сильнее Дзержинского, но и ему тяжело.

— Давай передохнем, — предлагал Сладкопевцев через несколько шагов. Феликс с благодарностью принимал приглашение, но ни разу первым не попросил отдыха. «Вот черт упрямый!» — весело думал Сладкопевцев.

Выбиваясь из последних сил, они столкнули лодку в реку на противоположной стороне острова. Некоторое время плыли, повалившись на дно лодки, и, отдавшись течению, отдыхали.

Уже рассвело, но густой туман не рассеивался. Хорошо бы пристать к берегу, переждать. Нет, нельзя! Надо спешить, пока побег не обнаружен. И лодка вслепую неслась по течению, все ускоряя и ускоряя ход под ударами весел.

Страшный удар, и Феликс не успел даже сообразить, что произошло, как оказался в воде. Ватное пальто набухало и гирей тянуло вниз, связывало движение рук и ног. Вынырнув, казалось, в последний раз, Феликс увидел руку, протянутую Сладкопевцевым, и с его помощью выбрался на берег.

Сладкопевцеву повезло. Когда лодка со всего разгона налетела на полузатопленное дерево и торчавший под водой сук пробил обшивку, он успел прыгнуть на какой-то пень, а с него на сушу.

Беглецы разожгли костер — просто счастье, что спички оказались не у Феликса, а у Михаила. Дзержинский выжимал и сушил одежду, бегал, чтобы согреться.

Когда туман наконец рассеялся, они увидели, что находятся на маленьком островке посреди Лены. Вокруг простирались пустынные берега.

— Чем не робинзоны, — пробовал шутить Феликс. Он никак не мог согреться, зубы все еще отбивали дробь.

После нескольких часов работы на веслах ужасно хотелось есть. Но есть было нечего. Скудные их запасы вместе с лодкой поглотила река.

— А вот и спасители не заставили себя ждать, — Сладкопевцев показал на проплывавшую мимо лодку. Крестьяне, сидевшие в ней, заметили костер и людей на острове и направились к ним.

«Потерпевших кораблекрушение» отвезли в ближайшую деревню. Они условились, что Феликс будет выдавать себя за купца, направлявшегося в Якутию за мамонтовой костью, а Сладкопевцев сыграет роль его приказчика. Дзержинский видел, что кое-кто из спасителей довольно скептически относится к их рассказу.

Тогда Феликсу пришла в голову блестящая мысль.

— Мишка! Выдай нашим спасителям пять рублей за труды, — распорядился «купец».

Сладкопевцев неодобрительно покосился на Дзержинского. У них на двоих было всего-то шестьдесят рублей, и такие непредвиденные траты казались ему излишними.

Мужики заметили его колебания, обозлились.

— Давай пятерку, раз его степенство господин купец, такое одолжение обществу делают. Нечего зажиливать!

Тут же послали за водкой. А когда изрядно выпили за здоровье «господина купца», захмелевший бородач полез к Феликсу обниматься, бормоча: «Мне што. Хучь купец, хучь барин, может, ишшо кто, а главное, человек ты хороший».

В надежде на хороший заработок мужики снарядили подводу, и беглецы, очень довольные собой, отправились дальше.

На почтовом тракте ямщики и лошади менялись через каждые 6—10 часов. Легенда о «кораблекрушении» богатого купеческого сынка мчалась вместе с ними, обрастая все новыми подробностями.

Благополучно добравшись до железной дороги, Феликс и Михаил сердечно распрощались. Дальше ехать вместе было бы неразумно…

Поезд подходил к Варшаве. Феликс стоял у окна и с волнением смотрел на хорошо знакомые ему варшавские пригороды. «Путь от Верхоленска до Варшавы занял у меня всего 17 дней, а туда, в ссылку, царские сатрапы везли нас четыре месяца», — подвел итог своему путешествию в Сибирь Дзержинский.

Никто его на вокзале не встретил. И он был рад этому: встречать могли только полицейские филеры, а их-то ему совсем не хотелось видеть.

Две недели варшавские рабочие прятали Дзержинского. Ему постоянно приходилось менять адреса; днем отсиживался где-нибудь в укромном месте, передвигался по городу только с наступлением темноты. Полиция искала его. Об активной партийной работе нечего было и думать. Он понял, что на этот раз надо на время исчезнуть. Знакомые бундовцы помогли переправиться через границу.

Феликс шел по улицам Берлина на свидание с Розой Люксембург. У нее на квартире должны были собраться и другие члены Главного правления социал-демократической партии Польши и Литвы.

Берлин Дзержинскому не понравился. Много больших, монументальных, порой даже величественных зданий. Но все какое-то казенное. Преобладал серый цвет — серые здания, серая брусчатка на улицах; холодно, мрачно.

Он знал: Берлин — оплот и олицетворение прусско-бранденбургской реакции. А разве сравнишь его политический климат с Варшавой? Здесь, в Берлине, свободно живут и работают основоположники польской социал-демократии Роза Люксембург, Адольф Барский, Юлиан Мархлевский, Ян Тышка (Леон Иогихес). И польскими делами занимаются, и в деятельности германских социал-демократов активно участвуют. И никто их за это не преследует. Да и он сам идет по улицам Берлина свободно, спокойно, не опасаясь слежки и ареста, как в Варшаве.

И всё-таки Варшава для него лучше! Там его настоящая жизнь, борьба.

Чем ближе Дзержинский подходил к дому, где жила Роза, тем большее волнение охватывало его. Приближалась минута, когда он воочию увидит тех, кто сыграл такую большую роль в его жизни, чьи статьи и брошюры он с жадностью читал еще мальчишкой в гимназическом кружке. Как-то они встретят его?

В маленькой квартире Розы Люксембург хозяйка и гости тоже готовились к встрече с Дзержинским. Никто не знал его лично, но от эмигрировавших из Польши товарищей члены Главного правления слышали, что не без воздействия Дзержинского выросла революционная сознательность и жажда действия в широких рабочих кругах Варшавы, слышали легенды о его стойкости в тюрьмах и дерзких побегах и поэтому ждали его с нетерпением.

Дзержинский вошел и в смущении остановился у дверей. Роза, радушно улыбаясь, пошла ему навстречу, крепко, по-мужски пожала руку, познакомила с Мархлевским, Барским, Тышкой, усадила за стол подле себя.