Наталья Громова - Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы

В 1930 году поэт познакомился со своей будущей женой Люсей Борнштейн. Ей было всего шестнадцать лет, и она была очень красива. Она убежала к Корнилову из благополучного дома, три года не виделась с родителями. Какое-то время они жили в гостинице "Англетер", потом скитались по углам, снимая жилье. Корнилов написал в ее честь поэму "Люся".

К 1934 году они обретут свою собственную квартиру в писательском доме на канале Грибоедова, одной стороной обращенном к улице Перовской (бывшая Малая Конюшенная). Отсюда Корнилова и уведут в тюрьму.

А пока:

Это стихотворение называется "Память", и перекличка с Ольгиными названиями стихов не случайна. Несмотря на расставание, бывшие муж и жена живут в поле одних образов и тем. Это Ленинград, дорогие Корнилову места, и одно из главных – Невская застава, где прошли первые годы жизни с Ольгой. Это не мандельштамовский Петербург – Петроград – Ленинград, где "…еще есть адреса, / По которым найду мертвецов голоса". Его Ленинград – новый: с садом Нардома и райкомом, где "мир другой звенит", где ему, поэту, "жить еще полвека – ведь песня не допета". Только допеть не удастся: он уйдет, будет убит в тот же год, что и погибший на пересылке Мандельштам…

Несмотря на то что творчество Корнилова вызывало огромный интерес – Мейерхольд хочет, чтобы он создал для его театра пьесу, Николай Бухарин предлагает писать стихи для газеты "Известия", – Корнилов вместе с Павлом Васильевым и Ярославом Смеляковым в 1936 году попадает в разряд так называемых "бытовых разложенцев". Его персональные дела рассматривают московская и ленинградская писательские организации, но пока эти дела касаются только его "морального облика".

Однако с началом повальных арестов, которые уносят Васильева, Смелякова и других, НКВД берется и за Корнилова. В обвинительном заключении от 19 февраля 1938 года будет написано: "Следствием по делу ликвидированной троцкистко-зиновьевской организации, совершившей 1-го декабря 1934 года злодейское убийство секретаря ВКП(б) С. М. Кирова, была установлена принадлежность к этой организации Корнилова Бориса Петровича…

Обв. Корнилов нелегально распространял свои контрреволюционные литературные произведения под названием "Чаепитие", "Елка" и "Прадед"" [39] «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов. СПб., 2012. С. 484. .

Стихотворение "Елка" в обвинительном заключении упоминалось не случайно.

В мае 1937 года НКВД поручает критику Николаю Лесючевскому сделать литературную экспертизу стихов Корнилова, к тому времени арестованного. Лесючевский пишет: "Ознакомившись с данными мне для анализа стихами Б. Корнилова, могу сказать о них следующее. В этих стихах много враждебных нам, издевательских над советской жизнью, клеветнических и т. п. мотивов. …Прежде всего здесь следует назвать стихотворение "Ёлка". В нем Корнилов, верный своему методу двурушнической маскировки в поэзии, дает якобы описание природы, леса. Но маска здесь настолько прозрачна, что даже неопытному, невооруженному глазу становится полностью ясна откровенная контрреволюционность стихотворения. Написанное с большим чувством, с большим темпераментом, оно является тем более враждебным, тем более активно направленным на организацию контрреволюционных сил.

Корнилов цинично пишет о советской жизни (якобы о мире природы):

Насколько мне известно, "Ёлка" написана в начале 1935 [40] На самом деле стихотворение было написано осенью 1934 г., за несколько месяцев до убийства Кирова. г., вскоре после злодейского убийства С. М. Кирова. В это время шла энергичная работа по очистке Ленинграда от враждебных элементов. И "Ёлка" берет их под защиту. Корнилов со всей силой чувства скорбит о "гонимых", протестует против борьбы советской власти с контрреволюционными силами. Он пишет, якобы обращаясь к молодой елке:

А дальше Корнилов откровенно говорит о своих чувствах:

Концовка стихотворения не менее показательна:

мрачно заключает Корнилов" [41] «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов. С. 471–472. .

Этот вдохновенный донос занимает еще несколько страниц. Именно зловещий оговор Лесючевского окончательно решил судьбу Корнилова…

Когда 20 марта 1937 года за ним пришли, жена Люся была на третьем месяце беременности. Перед уходом Корнилов попросил: если будет девочка, назвать Ирой. Родилась девочка. Так на свет появилась еще одна Ирина. Но о том, что она дочь Корнилова, Ирина Басова узнала только после смерти матери в 1960 году. Хотя много лет Люся переписывалась с матерью Корнилова и не раз обещала дочери, что расскажет ей о настоящем отце, но так и не решилась. Она считала, это было бы предательством по отношению к человеку, который, женившись на ней после ареста Бориса, дал ей свою фамилию и тем самым спас и ее саму, и ее грудную дочь.

Ольга не сразу узнала, что у Корнилова есть дочь, и уж полной неожиданностью для нее, а может быть, даже потрясением стало то, что ее тоже назвали Ирина.