Терентий Новак - Пароль знают немногие

Крепко обнимаю. Привет всем товарищам. До встречи в свободном от оккупантов Ровно!

В. Б.»

На загородной явке, в домике Николая Ханжи, в этот раз присутствовали Мария Жарская, Федор Шкурко, Николай Поцелуев, Федор Кравчук, Владимир Соловьев, Иван Луць — все оставшиеся в живых члены подпольного Центра. Я смотрел на близких мне боевых друзей и, помимо воли, думал о погибших. Когда-то Иван Иванович сказал, склонившись над безжизненным телом бабушки Ксении: «Первая жертва в нашей организации...» Теперь в наших рядах не было Виталия Поплавского, Прокопа Кульбенко, Александра Гуца, Сергея Борко и многих других. Не стало Настки Кудеши, никогда не унывавшей, не страшившейся никакой опасности, верной нашей подруги и боевого товарища, которую все мы любили за доброе сердце, за мужество, за беззаветную преданность общему делу.

Я перевел взгляд на Луця. Худой, узкоплечий, похожий на подростка, он за последние дни как бы стал еще меньше ростом, придавленный свалившимся на него горем, о котором (мы это знали) он не станет кричать, никому не пожалуется на свою судьбу. За внешней суровостью и сдержанностью моего друга скрывалось нежное, любящее, чувствительное сердце, полное неизбывной печали. Только тот, кто очень близко знал Ивана Ивановича, мог в полной мере понять и достойно оценить его выдержку. Каких неимоверных усилий стоило ему вот так сидеть рядом с боевыми товарищами, говорить о делах и ни взглядом, ни одним словом не показать, что происходит у него на душе!

Никто не видел, как умирала Настка. Мало что было известно об обстоятельствах ее смерти и связному Василия Андреевича Бегмы. Он рассказал мне обо всем, что произошло, в нескольких словах.

Разведчики областного партизанского штаба, возглавляемого секретарем подпольного обкома, узнали от местных жителей, что молодая женщина, по внешнему описанию похожая, как определил командир разведгруппы, на связную ровенских подпольщиков, схвачена в лесу не то жандармами, не то националистами. Что с ней произошло потом? Куда ее увезли? На эти вопросы никто из крестьян ответить не мог. Тогда Василий Андреевич приказал трем партизанским группам прочесать лесной массив в районе предполагаемого пути, по которому Настка должна была возвращаться в Ровно. Ее труп партизаны обнаружили на следующий день на лесной поляне. Руки Настки были связаны за спиной, тело во многих местах обожжено. Вероятно, Кудешу долго мучили, пытали, прежде чем прострелили ей грудь очередью из автомата...

Горестным молчанием встретили весть о гибели Настки члены подпольного Центра. Мария Жарская не выдержала, зарыдала. К ней подошел Луць, взял ее за руку, негромко произнес:

— Не надо, Маша, плакать. Она не любила слез. Да и собрались мы сюда не для того...

Он сказал то, что нужно было сказать; мы действительно собрались не затем, чтобы оплакивать Настку — слезами горю не поможешь. Заседание подпольного Центра, в состав которого накануне был введен Владимир Соловьев, я созвал для того, чтобы ознакомить товарищей с письмом секретаря обкома и наметить план дальнейших действий в новой обстановке, в условиях предстоявшего изгнания немецких оккупантов с Ровенщины.

Убедительными вестниками того, что пора очищения волынских земель от иноземных пришельцев уже не за горами, были так называемые «беженцы» из восточных областей, число которых росло день ото дня. Заслышав гром канонады советской артиллерии, подгоняемые страхом ответственности за совершенные преступления, фашистские прихвостни заранее, опережая отступавшие под мощными ударами советских войск полчища оккупантов, спешили удрать на запад. В самом Ровно и в окрестностях города все чаще появлялись нагруженные до предела мешками, тяжелыми ящиками, сундуками пароконные подводы, на которых восседали вместе со своими домочадцами бывшие полицаи, бургомистры, старосты и всякая иная сволочь. Изголодавшимися хищниками набрасывались они на пригородные хутора и села. Фашисты не заботились о своих холуях, не обеспечивали их ни продовольствием, ни транспортом, ни ночлегом, но и не препятствовали их разбою. Недавние помощники оккупантов, разбойники и бандиты по натуре, еще более озверевшие от неудач гитлеровских войск на фронте, завшивевшие в кочевых таборах, обремененные семьями, награбленными пожитками и безнадежностью, они с ожесточением обирали крестьян, отнимали у них все, что могли, лишь бы набить утробу. Между «беженцами» и крестьянами окрестных деревень вспыхивали яростные стычки: местные жители дорогой ценой спасали от предателей и изменников скот, хлеб, одежду.

В городе начали свертываться некоторые гражданские и военные оккупационные учреждения. В сторону вокзала из центра города то и дело проносились нагруженные вместительными чемоданами и ящиками, аккуратно обшитыми белым полотном, грузовики, в кабинах которых ехали офицеры и их перепуганные фрау. Подъезжая к вокзалу, они со страхом поглядывали на зияющие черной пустотой проемы окон и разрушенную стену пассажирского зала.

Недавний взрыв на вокзале был действительно делом рук партизан. Его осуществил работавший в городе и хорошо известный нам разведчик медведевского отряда Михаил Шевчук, оставивший в пассажирском зале мину замедленного действия.

Взрыв произошел поздно вечером, в тот самый момент, когда в Ровно только что прибыл эшелон с пополнением для фронта. В результате взрыва на всей территории станции погас свет. В темноте дико вопили раненые гитлеровцы. Жандармские железнодорожные патрули открыли беспорядочную стрельбу на перроне. Из вагонов эшелона стали выпрыгивать немецкие солдаты.

Паника охватила вскоре весь немецкий гарнизон города. Воинские части и подразделения полиции СД были приведены в боевую готовность. В квартирах ровенчан вновь, уже в который раз, начались повальные обыски. На улицах усиленные патрули и переодетые гестаповцы чуть ли не на каждом шагу останавливали горожан, придирчиво проверяли документы, многих задерживали, отправляли в тюрьму.

В Ровно имелось немало достойных нашего внимания объектов: несколько тыловых штабов, офицерские кафе и столовые, «пакет-аукцион», кинотеатры. Чтобы выполнить задание подпольного обкома — «создать в городе надлежащую обстановку», а проще говоря, активизировать диверсионную деятельность, наносить по фашистам и их прихвостням чувствительные удары, нам требовались мины, гранаты, взрывчатка. Всем этим располагали партизаны за Горынью, по ту сторону застав карателей-немцев и секретных дозоров националистов, перекрывавших все тропы и дороги. Мы тогда еще не знали, чем закончится очередная карательная экспедиция эсэсовцев, жандармов и полицейских против партизан, однако не сомневались, что отряд полковника Медведева, значительно выросший за последние месяцы, имевший в своем составе уже сотни бойцов, непременно выстоит, отобьет вражеские атаки. Вместе с тем мы прекрасно понимали, что в дни боев партизаны не могут, как прежде, направлять в город своих посланцев, подбрасывать нам, подпольщикам, все необходимое для осуществления диверсий. Чтобы вновь наладить контакт с медведевцами, нам самим следовало предпринять решительные меры. Поскольку одиночкам-связным не удавалось пробраться за Горынь, подпольный Центр поручил Николаю Самойлову и Виталию Захарову организовать одновременный поход к месту расположения медведевцев нескольких вооруженных групп по параллельным маршрутам. Одна группа должна была пробиваться в направлении села Хотин, другая — в направлении Оржева, третья — через Клеванские леса.