Теодор Гладков - Медведев

Дмитрию Медведеву было пятнадцать лет, когда началась мировая империалистическая война. Большевики сформировали к ней свое отношение так: «Война войне!» В пролетарской Бежице мало кто поддался шовинистическому угару. Рабочий люд в массе своей понимал, что ему война ничего, кроме горя и страданий, не сулит.

В день объявлении войны Брянский комитет РСДРП выпустил прокламацию, в которой заклеймил начавшуюся бойню. В Бежице на площади, где торжественно зачитывали царский манифест о мобилизации, большевики подняли красный флаг. Потом большая группа рабочих под этим флагом с пением революционных песен направилась к станции. Возле гостиницы Мурзина демонстрантов встретила полиция. Произошла стычка.

Газеты писали о коварных тевтонах, о моральном долге России перед братьями-славянами, о союзнических обязательствах и т. п. Вся эта трескотня на Дмитрия впечатления не производила. Куда острее впечатляло другое.

Однажды на улице он встретил старого товарища Александра. Тот с угрюмым выражением лица читал приклеенный к забору листок с очередным военным приказом.

— Видел? — кивнул он, даже не поздоровавшись.

Дмитрий прочитал: приказ сообщал о предстоящей реквизиции скота. Что именно вызвало такую гневную реакцию у Сашиного товарища, не понял и спросил об этом.

— Не понял? — переспросил тот и разъяснил: — Ты последние строчки читай. То, что для армии мясо нужно, это ясно. То, что для этого придется скотину забивать, тоже ясно. Но ты заметь — освобождается от реквизиции племенной скот, производители и принадлежащий земским союзам. Ты хоть у одного мужика племенного быка видел? Нет? Я тоже… Выходит, реквизируют скот крестьянский, а помещичий трогать не моги.

Когда в первый день занятий Дмитрий и Алексей пришли в гимназию, им показалось, что они попали на праздник. Духовой оркестр из пожарного депо без пауз исполнял гимны союзнических стран, даже крамольную «Марсельезу». У главного входа стояли в парадных сюртуках, при орденах директор и инспектор гимназии. Гимназисты приготовительного и первого классов держали в руках букетики гвоздичек, подобранных по цветам русского флага. Преподаватель закона божьего надел по такому случаю новую шелковую рясу. Все сияли…

Господин директор произнес высокопарную речь, которую завершил здравицей государю императору и всему царствующему дому. Изо всей этой речи Дмитрия заинтересовало только одно место — директор сообщил, что группа гимназистов старших классов вступила добровольно в армию, кто направлен непосредственно в войска в качестве вольноопределяющихся, кто в школы прапорщиков. Еще было сказано о введении нового предмета — военного строя…

Уже в классе Митя узнал, что на гимназистов и гимназисток возложен сбор пожертвований, они парами должны обходить дома и собирать доброхотные подаяния в специальные опечатанные кружки. Он было чертыхнулся, но тут выяснилось, что есть возможность уклониться от этого дела. Участники оркестра струнных инструментов могли не принимать участия в сборе пожертвований, поскольку им предстояло давать концерты в лазаретах для раненых и увечных воинов. Играть на своей мандолине для раненых Мите было больше по душе, чем собирать двугривенные.

Сказанное вовсе не означает, что такое событие, как начало войны, оставило Медведева равнодушным, этого, конечно, быть не могло. Юноша регулярно и внимательно читал сводки с театров военных действий, завел дома карту с флажками и остро переживал первые поражения и неудачи русской армии. И конечно же, он, как и все гимназисты, хотел бы, чтобы победу одержала Россия и ее союзники,

Глаза на подлинную суть войны, ее причины, антинародные цели с обеих сторон ему помог раскрыть Александр, вернувшийся, так и не закончив Петроградский политехнический институт, в Бежицу и работавший теперь в крановом цехе. Митя, конечно, не мог знать, что Саша — один из руководителей брянских большевиков, однако понимал, что брат является участником подпольной организации.

Как-то Митя заговорил, не слишком, впрочем, уверенно, что все-таки войну развязал кайзер Вильгельм, а не русское правительство.

Александр поморщился, сказал сердито:

— Сказочки для взрослых и полувзрослых, вроде тебя. Очень полезные для царских министров, господ Рябушинских и Путиловых. Немцы точно такие же придумывают для своих михелей. Пойми и запомни: в этой войне нет безвинных стран и правительств. Эта война несправедливая и захватническая со всех сторон. Остальное — болтовня для оправдания перед народом. И немецких, и английских, и французских, и наших министров и капиталистов волнует один и тот же пирог, и все хотят отхватить от него кусок поболее. Пирог этот — в первую очередь колонии, затем — рынки сбыта своих товаров, вложения капитала. А правительства — лавочники, которые дерутся между собой, чтобы разорить конкурента.

— Но все-таки немцы первые напали, — продолжал упорствовать Митя.

Александр рассмеялся.

— Ты совсем как Бобчинский-Добчинский. Ну какая разница, кто первым сказал «э-э!». Просто один разбойник напал на другого раньше, чем тот сам вытащил нож.

— А что будет, если Россия проиграет войну? — спрашивал Митя. — Разве можно допустить такое?

— Ну, — спокойно ответил брат, — если царь эту войну проиграет, то вовсе не потому, что мы с тобой это допустим, как ты выразился. Самодержавие давно прогнило насквозь. Эта война для царской власти начало конца. Военное поражение, а оно неизбежно, понесет не наша с тобой Россия, а царизм, и чем оно будет сильнее, тем легче народ его свергнет.

Ход рассуждений Саши был понятен Мите, но одна мысль все же его глубоко мучила.

— Но на фронте гибнут наши русские солдаты, они-то ни в чем не виноваты!

Александр помрачнел. Тяжело вздохнув, сказал тоскливо:

— Вот тут ты, к сожалению, прав. Солдаты гибнут… А кто они? Те же рабочие и крестьяне, только одетые царем-батюшкой в суконные шинели. Народу от войны одно истребление, горе и разорение. Потому и кончать надо с нею быстрее…

Вскоре Митя и Алеша стали помогать большевикам в их нелегальной деятельности среди бежицких пролетариев. Они разносили по тайным адресам, прокламации и литературу, выполняли другие поручения. По заданию Саши Дмитрий часто встречался с австрийским пленным Федором Сокалем и передавал ему большевистские листовка, отпечатанные на немецком языке, для работавших, на заводе пленных германской и австро-венгерской армий.

Похоже было, что большевики рассчитывали не на одни лишь прокламации. Однажды Дмитрий и Алексей по просьбе Александра закопали в саду под яблоней несколько револьверов и пачек с патронами. У Саши, кстати, уже больше недели были все основания ожидать ареста, возможного осуждения по крайней мере к ссылке. На фронт его отправить не могли, так как еще в детстве он сильно повредил правую ногу и с тех пор заметно хромал. Саша предупредил ребят, что если с ним что-нибудь случится, оружие можно будет отдать только тому человеку, который обратится к ним с фразой: «Ну, медвежата, как дела на огороде?»