Энгус Уилсон - Мир Чарльза Диккенса

Гражданская война в Америке.

Брошюра «Положение раба в Индии».

В первый раз он пересек Атлантический океан в январе 1842 года. И тогда, и в этот раз время года было не самым удачным для морского путешествия. На сей раз он не строил никаких иллюзий относительно приема американской публикой, но его опасения не оправдались, да и сама страна показалась ему достойнее и цивилизованнее, чем четверть века назад. Но все это едва ли могло нейтрализовать вред, наносимый его здоровью напряженнейшей программой чтений. Преданный Долби с помощниками делали все, чтобы как-то подбодрить его: они даже устроили в лютый мороз комическое шествие под его окнами. Филдс, по чьей инициативе была — предпринята эта поездка, вскоре сделался близким другом писателя, а с миссис Филдс, женщиной веселой и отзывчивой, у него скоро установилось взаимопонимание с тем оттенком галантности, который делал отношения особенно приятными. Американская публика сочувственно приняла его стремление к одиночеству. Он встретился с великими современниками и близкими ему людьми — Лонгфелло, Дана, Эмерсоном, О.-У. Холмсом. Много ходил пешком. Первые две недели в Америке были свободны от выступлений. Потом чтения начались и проходили с огромным успехом. С трудом выдерживая жесткий, перегруженный распорядок дня, в первый месяц Диккенс раз в неделю срывался из Бостона в Нью-Йорк. Спустя два дня после рождества он пишет: «Сегодня мне до такой степени худо, что я послал за врачом. Он только что был и высказал сомнение, не целесообразно ли на какое-то время приостановить чтения». И все-таки они продолжались: он совершил поездку по штатам Новой Англии, посетил Балтимору, Вашингтон, Филадельфию, выступил по разу в городах штата Нью-Йорк и, наконец, с триумфом кончил чтения в самом Нью-Йорке: «Прекрасная аудитория, даже лучше, чем в Эдинбурге, и почти не уступает парижской». На прощальном банкете в его честь в «Дельмонико» Диккенс заметно прихрамывал, страдая от болей в ноге, и с позволения присутствующих удалился сразу после своей речи. 20 апреля 1868 года состоялось его заключительное нью-йоркское чтение, и он, совершенно измученный, отбыл на родину. В значительной степени трудности американской поездки усугубила разлука с Эллен.

Джордж-Инн, Гринвич.

Возвратившись, он сразу же договорился с Чеппеллами об организации прощального, из ста выступлений, турне по Великобритании. Первое чтение состоялось в октябре того же года в Лондоне, в Сент-Мартин Холле. Здесь он впервые читал сцену убийства Нэнси Сайксом — высшее художественное выражение его восприятия убийства и насилия как проявления злого начала в человеке; вскоре эта мысль воплотится в образе Джона Джаспера. «Убийство Нэнси» приводило публику в состояние полнейшего ужаса, а для самого Диккенса было почти роковым — стольких нервов ему стоила эта сцена. Турне между гем продолжалось: он взбудоражил Макриди, жившего на покое в Челтнеме, посетил Ирландию, чудом не заболел в Эдинбурге. Наконец, в городе Престон, графство Ланкашир, наблюдавший его врач Фрэнк Берд категорически запретил дальнейшие выступления — состояние сердца было угрожающим, после каждого выступления почти отнимались левая рука и нога. Но Престон не стал финалом его грандиозной артистической карьеры чтеца: за полгода до смерти, в январе 1870 года, состоялось его последнее триумфальное выступление {133} 133 К стр. 292. …последнее триумфальное выступление — общее число публичных чтений Диккенса — 423. в лондонском Сент-Джеймс Холле. После смерти он оставил 93 000 фунтов, и почти половину этих денег он заработал на выступлениях.

В последние годы жизни чтения поглощали почти всю его энергию, интересы, время, но с ними был связан один важный аспект его отношения к общественным событиям того времени, и об этом нужно сказать здесь, поскольку это тесно связано с замыслом его последнего, неоконченного романа.

Хотя бо́льшую половину последнего десятилетия Диккенс провел в ярком свете газовых огней театральных рамп и публичных залов, в каком-то смысле его жизнь в эти годы была более сокровенной, личной, нежели в сороковые и пятидесятые годы с их речами, благотворительностью и периодическим вмешательством в общественную жизнь. Этот личный тон мы различаем в его последнем романе, в «Тайне Эдвина Друда», где широкие социальные полотна, характерные для его творчества почти с самого начала и особенно с «Мартина Чеззлвита», вдруг сжимаются до изображения круга людей свободных профессий в кафедральном городишке; однако в «Тайне Эдвина Друда» явственнее, чем прежде, проступает проблема злого в человеке и обществе. Существенно влияя на его мировосприятие — сдерживая его оптимизм и человеколюбие, смущая веру в христианский гуманизм, — зло неразрывно связывалось в его представлении с насилием. Некоторые причины этого я приведу ниже. Да мы уже видели, в какой ужас повергали Диккенса общественные беспорядки и какую брезгливость вызывало у него зрелище раскованных, диких страстей.

В сфере общественной жизни его равно раздражали и отталкивали политические сборища, артистическая богема и моральная распущенность, бродяги, хулиганы, смутьяны, отшельники, игроки на скачках.

В последние десять лет жизни стремление к общественному порядку сделалось у него особенно сильным. Шестидесятые годы прошлого века едва ли могут показаться нам временем, когда все было дозволено, и, с нашей сегодняшней точки зрения, мы никак не признаем, что отличительной чертой той эпохи была утрата Британией могущества и влияния. Однако Диккенсу (подобно многим скромным и законопослушным сегодняшним потомкам скромного и законопослушного класса мелкой буржуазии) казалось, что мир рушится. Многие очерки, написанные в его журнале «Круглый год», прямо направлены против роста насилия и хулиганства. В 1861 году он выступает против бродяг, вскоре после этого разражается в «Земле Тома Тиддлера» негодованием против скверны, в которую обратил свою жизнь богатый отшельник {134} 134 К стр. 293. …свою жизнь богатый отшельник — рассказ о нем напечатан в декабре 1861 г.; написан в соавторстве с другими сотрудниками «Круглого года», Диккенсу принадлежат главы I, V и VII. . В статье же «Хулиганы» он писал: