Сергей Чилингарян - Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам

Так вот, среди приглашенных к твоему телу двух-трех дам-писательниц — отбирали, видно, тех, кого почитаешь, — я узнал ДД, которой приписал ДДД. Если забыл — Движение Думающих Домохозяек имени Дарьи Донцовой. А она вот возьмет да и воплотит. А мне и спасибочек не скажет. И одним процентом читательской массы не поделится. Вот такие они, деятельницы этой категории — неуемные (иногда меняю буковку в этом слове), готовы тиражировать себя до последних ниточек из белых тапочек в цвету.

Ну, а ты… Над уровнем книгочейства в России — над 43-м местом в мире — ливанул крокодилью слезу. (Репортер, впрочем, выразился приличнее — «посетовал»; но на то он и репортер, иначе не был бы таковым.) Весь советский багаж уже, считай, растеряли. Предъяви теперь тебе квитанцию — на голубом глазу скажешь: что такое? кто? где? И сразу же — ничего-ничего, мол, зато теперь уж будем за уши тащить. Свободу, дескать, густо с совестью замешаем, и будет всем тип-топ. Но, подсовывая тебе листки с казенно-идеологической лабудой, твоя идеообслуга не потрудилась выдернуть хотя бы пару стоящих мыслей из сидящих против тебя писателей. В церковь похаживаешь, а библейских основ не знаешь. А одна из них, между тем, говорит: «Вначале было слово».

Твои предшественники лучше тебя это понимали. У них были более принципиальные отношения с мастерами слова. Взять того же Сталина. Великий кремлевский троглодит, — а и тот читал писателей, ревностно разбирался, казнил-миловал, в тексте с карандашом елозил. Платонову, скажем, на его «Усомнившегося Макара» наложил на полях одно крепкое слово: «Сволочь!». А вот ты, Путин, на поверку ни бум-бум, у тебя пресный вкус функционера, Пруста от Прокруста вряд ли отличишь. Зачем тебе вообще сбор писателей? Прекрати! У тебя ведь воспитание интеллектуального шпаны-лавировальщика, произведения мировой литературы в нем не участвовали. И я уже подозреваю, что ты напишешь на моих полях, едва начав: «Сволота!», — чтобы даже обиднее, чем сволочь…

Еще один веселящий креатив — когда ты с похвальным видом выслушал доклад Собянина о значительном, против лужковского, снижении расходов на медоборудование для Москвы. А креатив твой, напомню, — ведь забудешь! — в том, что в случае нужды ты поручишь Собянину непосредственно внедрять свой благодатный метод аукционной конкуренции в… мэриях всех городов России! Тогда у московского мэра определилось бы его историческое имя: Собянин Нарасхват.

И все равно я не стал бы упоминать этого случая, вполне ординарного на фоне твоей деятельности, если бы не взгляд, которым ты сопроводил окончание своей мысли. О-о, это был недобрый взгляд в адрес всех мэров РФ, исключая лишь напротив сидящего Собянина! Взглядец был еще тот, ты не раз уже употреблял его, ставя эффектные точки в конце распорядительной логистики. Мне ведь со стороны виднее, как ты брызжешь.

Вот подними запись, посмотри: взор твой на миг сделался устрашительно мстительным, яростно сверкнул голубизной, пахнуло кулуарными методами труда по заколачиванию микроскопом стимулов в башки российских мэров. Видать, достали тебя, как клопы. Пьют и пьют здравоохранительную кровь, пьют и пьют, сколько им из бюджета в корыто ни подливай, подлюкам…

«А вот я на вас Собянина напущу!» — сказал ты, ничего не произнося, но спектральный анализ взгляда показывает гамму чувств. Кроме крупного устрашения немаловажной фигурой Собянина, еще и мгновенная озаренность от своей дьявольской находки: раз и навсегда всучить им первопрестольный успех под нос! Но была в этой гамме и лажа полная — понимание короткости своих рук, заканчивающихся в радиусе 15 км (диаметр Москвы, напомню — 30). Уввы! Признал, что это сверкнула из-под очей шуточка бессилия…

А вот показательный случай из серии смысловых ловкачеств: невыразительным, запинающимся голосом ты читаешь министрам Столыпина — его мысль об ответственности правительства за множество дел, явлений и настроений в обществе. Я напрягся: с каких это пор он стал Столыпина цитировать?!

Но вот к концу твой голос оживился — как только дошел до того, что, несмотря ни на какую хорошую работу, шишки от населения за все оставшиеся нерешенные дела все равно неминуемо падут на голову тому же правительству. И, кончив читать, осклабился: ах, как славненько на Столыпине выезжаем! Что теперь ни скажи народ — все равно дурак. Ведь вон когда еще замечено. И кем!..

Сам же не откажу себе в удовольствии повторить: дочитав, весь обрадовался, заулыбался, потер ручки, умыл их, откинулся в кусты Эдема и радостно задрыгал ножками… На месте разогнанных тобою кукольников так именно тебя можно и представить.

Опять скажешь, что ты не ловкий парень? В традициях дворовой шпаны совершил, понимаешь, налет на наследие Столыпина, выхватил самое вкусненькое себе в оправдание… Вместо того, чтобы извлечь дельную мысль, превратил зачитку в балаган.

Хотя, понятно, в источнике не сам рылся — видно было, что читаешь впервые. С одним сложным для тебя словом вообще не справился — запнувшись, перечитал. И это для меня алиби, что не отсутствовал я, а, наоборот, присутствовал у телевизора. Ясно, что помощники перед выступлением ткнули пальцем: «Во, Владимир Владимирович — то, что надо. Читайте — не пожалеете». Они уж тебя знаают, чего тебе надо. А ты оценил уже в процессе чтения, то-то голос приободрился, и глазки маслицем; а начинал смурно. В итоге — целая гамма чувств, от и до.

Тебе важна сама мысль о фатальной неблагодарности в чистом виде без оценки соотношения довольных и недовольных при тебе (и отдельно — при Столыпине). Этого ты выявлять не будешь, ты умный, тебе главное — заныкать вывод под сень авторитета. И без того ведь полагаешь себя столпом российской действительности. Если Столыпин открывал всего лишь XX век, то ты, наш Столыпищин, распечатал тысячелетие.

Почувствуйте разницу! Кто задает тон тысячелетию?..

Я уже перестал коллекционировать твои цитатки и, не зная, что так блестяще подставишься, прилег к телевизору слушать твою очередную тюльку без блокнота, лишь кряхтя «Ох, как же я от него устал…». [ «Но в душе великий комбинатор привязался к одичавшему предводителю. «Без него не так смешно жить», — думал Остап.»] Поэтому, особо не вслушиваясь, я ничего не записал и с выводом, можно сказать, рискую. К следующим новостям чтение Столыпина уже вырезали. Они там тоже умные, тефлоновую радость отречения от ответственности сочли несолидной. Так что вылавливаю очередную блоху практически понаслышке. Пошел обратный процесс: уже не пополняю твой портрет еще одним лоскутом, а, отдалившись, высматриваю из него безошибочно характерный. Ну, как бы экстраполяция долженствующего. Ты просто должен, ты теперь обязан отвечать своему характеру.