Сергей Чилингарян - Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам

А давай так сделаем: подними запись, отдай авторитетам и скажи: «Выживший из ума пенсионер Чилингарян полагает, что ни моя должность, ни мой костюм, ни окружение министров, ни правительственная зала так и не скрыли моей шпаноголовой сущности — налететь и выхватить все самое вкусненькое. Неужели он прав, подлец?». Подними, спроси, если есть кураж…

Практически в каждом эпизоде ты меня сбиваешь на веселенькое. Тут тоже. Ведь смысл зачитки Петра Столыпина, рискну повторить, — мастерски увильнуть от обвинений. Мол, сколько вам, граждане, ни делай… Все сделаю или ничего не сделаю — один черт: будете ворчать. У вас просто физиология такая, граждане, и власть тут ни при чем…

А потом ты опять, как школяр, Столыпина цитируешь, его хрестоматийное изречение: «Нам не нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия». Еще и не начались они, а ты уже остерегаешь. Видно, почуял. И то — чуешь правильно: Россию после твоего «креатива» придется основательно отряхивать.

…Ну хорошо, концерт продолжается. Неудачные выступления проглотили и забыли. Будут новые. Взмахнули простынями, освежили тела и мысли наши грешные.

Давеча мы легонько касались Матвиенки, но теперь давай вчистую разберем ее действия, когда она была еще питерским губернатором. Может, и поздно теперь об этом говорить, но — наболело. Ведь Питер нам с тобой не безразличен?

Привлечем даже стихотворение Тютчева «Последний катаклизм». Понятно, почему? Да ты не скучай, 4 строчки всего.

Этот час приходил к петербуржской начальнице почему-то каждую зиму — очевидно, проверял ее на крепость.

…Нет, ты понял, что делает Тютчев? Он и саму строку разрушает, чтобы все мы, даже ты, врубились по полной. И ведь хорошо, что я тебе, слишком занятому, объяснил это. А то бы ты мог подумать, что Тютчев со строкою не справился (как ты — со страною), а намудрил только ради сохранения ритма. Но это называется инверсия — изменение привычного порядка слов.

В переложении на Матвиенку это означает хаос в ее земных службах по уборке снега. Ну просто полная инверсия! Будь мэр мужчиной, можно было бы и емче выразиться. А так нет — только в женском роде, раз она баба. Баба — она и есть баба, что снежная, что противоснежная; и уважить ее надо именно инверсией, и ничем грубее. Прежние наработки ведь растеряла (хорошо помню прежние наработки — сосулек сверху никогда не боялся), а новые, в обновленных экономических условиях, не придумала. Таджикский в эллочкином объеме — 30 слов — не выучила. Хотя бы простой фразы для ледоруба-гастарбайтера: «Не пристегнешься — не заплачу!». Вот они, не привязанные к соцпакетам, и посыпались вслед сосулькам.

И то дело, когда ей было придумывать, если была занята водружением сына на миллиардерский Олимп. Не все так просто, нужны специальные звонки, встречи, улыбки, «какие люди!», беседы, преференции, тонкие выщипывания из законов, пересечение рыночной площади по нужной диагонали… Потом, часок в день парикмахерскому креслу отдать нужно? Нужно. Ухоженный личный облик — это же прообраз города для непонятливых, понятно?

А достойный прикид себе обеспечить? Что она, хуже губернаторовых жен, если сама — губернатор? Тут к Тютчеву не ходи, достаточно ильфпетровской строки: «…меха и перья, шелк и жемчуг…». С визажистом, то есть со стилистом энд дизайнером 3 часа в неделю уединиться надо? Надо. Когда это ей плотно заниматься природными явлениями, начиная с их простого понимания — снеговую кашу, если не прозевать, лопатами в 10 раз легче скинуть, чем потом ломами сколупывать? Ну, когда? …И не пришлось бы латать пробоины в кровле. Или ставить на последнем этаже тазики, если не латать. …Ну, когда? А-а-а…

Но идем дальше по стихотворению:

Ну, тут понятно: Питер вначале залило, потом вся эта хлябь замерзла. Старейшие управдомы, не зная эллочкиного языка, объясняли таджикам, как могли: «Встаем, как только, так сразу, и скидываем допрежь морозов». А они подумали — опосля… Перепутали сложные русские слова… Это для нас они разные. А для них — один шайтан. Они же по-своему думают. А «как только» связали исключительно с сосулькой. Им же сразу сказали: ваше дело — сбивать сосульки. Вот они и стояли внизу, поглядывая: как только сосульки натекут — так сразу и полезем. А губернаторша не сообразила заказать дизайнеру памятки в виде плакатиков, которые можно было б развешивать там и сям: «Всякая сосулька происходит из воды».

Но ты обратил внимание на «опять»? «Все зримое опять…» Природа ведь не одну зиму Валентину Ивановну на крепость телосложения испытывала. И не две зимы. И даже не три. А вот завершающая:

Сильно сказано. Теперь с Тютчевым прощаемся, надеваем башмаки, выходим из храма поэзии. Пошла Матвиенко. Она же его и вытеснила с небосвода питерского! Вся, как есть, с твердолакированной прической — полная противоположность жиденькой божьей бороде. Окруженный городскими голосульками, лик ее оказался столь велик, что был замечен в Москве. Решено было аэростатами перегнать его на заслуженную синекуру в Совфед. На должность третьего лика РФ вообще и первого женского — в частности. У сына ж теперь денег — как грязи. Пора было и самой в княгини.

А вот что написал тогда читатель в «АиФ»: «Валентина Матвиенко… уже чуть ли не поздравления принимает… Но ведь ей сперва надо избраться депутатом. …Затем депутаты должны выдвинуть ее своим представителем в Совфед. И, наконец, члены верхней палаты будут голосовать… Выходит, весь этот «демпроцесс» — бутафорский, раз его результат известен заранее?».

Напоследок тягомотная проза мелким противным шрифтом. Живущая в Питере дочь говорила мне, что в аккурат в зиму перед выдвижением Матвиенки снегу навалило у них небывалое количество. Показывала фото сугроба в углу двора под… вернее, на один метр над подоконником окна. А живет она, как нетрудно догадаться, на первом этаже. Высота от асфальта двора до подоконника — три метра, а сугроб на всю зиму, значит, был четыре. Ее улица — самый центр: Стремянная, параллельная Невскому проспекту, в 200 метрах от него. Показывали с зятем снимки и этой Стремянной улочки… Мама родная! По обеим сторонам — ряды снеговых могил автомобилей; проезд между ними — едва на одну легковушку. Пешеходы натоптали себе высокие колдобинные тропки, но ходили по ним, как видно на снимках, редкие смельчаки: прямо над ними знаменитые, уже, считай, порнографические сосули с крыш… Эта схваченная морозом диспозиция продержалась ползимы.