Геннадий Смолин - Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ

В квартире у Толстой его навестил поэт Виктор Андроникович Мануйлов. Дверь ему открыла мать Сони и пожаловалась:

— А у нас дым коромыслом. Такая беда.

Вскоре Есенин снова прекратил запой и начал с помощью жены готовить к изданию сборники своих стихов. Собрав материал, вместе с женой отвез в издательство. Но бумаги были в беспорядке, их пришлось долго разбирать. Намечено было издавать по одному тому в месяц.

В ноябре Есенин поехал в Ленинград навестить друзей. Остановился у издателя Сахарова Александра Михайловича. Из воспоминаний Сахарова: он ночью почувствовал, что кто-то его душит. Включил свет и увидел Есенина. Вид у него был испуганный. У Сахарова спросил:

— Ты кто?

Сахарову удалось успокоить его и уложить в постель. Но под утро раздался звон разбитого стекла. Сахаров увидел, что Есенин стоит посреди комнаты в слезах, осыпанный осколками стекла. Сахаров понял, что у Есенина очередной приступ болезни, он отправил его в Москву и посоветовал родным показать его врачам. Родные уговорили его лечь на лечение в психиатрическую клинику. Получив от него согласие, жена его Соня тут же поздно вечером позвонила профессору Петру Михайловичу Зиновьеву, и 26 ноября 1925 года Есенин был госпитализирован в Психиатрическую клинику Московского университета, которой заведовал известный в медицинском мире России и Европы профессор Ганнушкин Петр Борисович.

В жизни человека, как и во вселенной, нет постоянства. Горькие минуты посещают многих людей, живущих на земле. Но у одних они кратковременны и не оставляют после себя заметного следа. У других они часты и наносят ущерб душевному здоровью. 1925 год был для Есенина особенно трудным, участились его нервные срывы и метания по стране. Казалось, поэт не наслаждался жизнью, а как будто сознательно губил ее и не боролся за удержание своего места в ней. Свою женитьбу на Софье Андреевне Толстой считал неудачной. Своему другу, журналисту Николаю Константиновичу Вержбицкому он писал вскоре после женитьбы: «Милый друг мой, Коля. Все, на что я надеялся, о чем мечтал, идет прахом. Семейная жизнь не клеится. Хочу бежать. До реву хочется к тебе. С новой семьей вряд ли что получится. Слишком все здесь заполнено великим старцем. Его так много везде и на стенах, и в столах, кажется даже на потолке, что для живых людей места не остается. Это душит меня».

Но дело было не в «великом старце», а в душевном разладе Есенина. Третий законный брак его с Софьей Андреевной, не успев укрепиться, уже готов был дать глубокую трещину. Препятствием для создания крепкой семьи были болезненные черты личности Есенина, его неуравновешенный характер. Последний год его поступки свидетельствовали о болезненном состоянии психики. После употребления даже одной рюмки шампанского через 1–2 дня появлялись страхи, он боялся преследования с целью его убийства, видел слежку за собой подозрительных лиц, которых, кроме него, никто не видел. Друзьям сказал, что сумеет себя защитить и живым в руки к «убийцам» не попадет. Обзавелся телохранителями и оружием.

В клинике ему была выделена отдельная палата на втором этаже. Обстановка в этом учреждении была комфортной, приближенной к домашней, всюду были ковры или ковровые дорожки, мягкие диваны и кресла, картины, цветы. Лечить его начал опытный психиатр Александр Яковлевич Арансон.

Через два дня в клинику прибыли представители следственных органов для снятия показаний. Заведующий клиникой профессор Петр Борисович Ганнушкин к Есенину их не допустил. Написал записку, что больной «не может быть допрошен в суде по психическому состоянию».

Во время своего лечения в Психиатрической клинике Есенин продолжает заниматься своим любимым делом — пишет стихи. На третий день пребывания из окна увидел занесенный снегом клен и в тот же день написал одно из лучших стихотворений:

В клинике его все раздражало: и постоянно открытая дверь палаты, в которую заглядывали любопытные пациенты, и свет ночника — необходимого атрибута всех психиатрических учреждений, и прогулки только в сопровождении персонала, так как находился под особым надзором в связи с мыслями о смерти. В город по издательским делам его отпускали только с лечащим врачом. Побег, очевидно, он задумал уже через несколько дней после поступления в клинику. Это можно усмотреть из его телеграммы другу Вольфу Эрлиху от 7 декабря 1925 года: «Немедленно найди 2–3 комнаты. 20-го числа переезжаю в Ленинград».

20 декабря Есенина в клинике навестила журналистка и издательский работник Анна Абрамовна Берзинь. Позже она в своих воспоминаниях о посещении клиники писала, что лечащий врач Есенина Арансон Александр Яковлевич, «добрый и мягкий человек», предупредил, чтобы не передавала Есенину колющих, режущих предметов, а также веревок и шнурков, чтобы больной не смог ими воспользоваться с «суицидальной целью». Объяснил, что болезнь «серьезная и нет надежды на выздоровление», что проживет он «не больше года». В тот же день Есенина навестил муж его сестры Екатерины — Василий Наседкин. Их брак был зарегистрирован 10 дней назад 10 декабря, а свадьбу решили сыграть позже. В своих воспоминаниях Наседкин писал, что Есенин «пополнел, посвежел, но глаза бегали нервно, не отставая от скачущих мыслей». От свидания с женой Софьей Андреевной Есенин отказался: он считал ее инициатором его помещения в клинику, видимо, не совсем поняв, что в лечебное учреждение его приняли не по желанию родных, а по психическому состоянию. Дочь профессора П. М. Зиновьева, возможно, со слов отца, говорила своему другу Ивану Приблудному, что болезнь Есенина уже вынесла ему свой приговор. Но это были лишь отдельные намеки на его обреченность.

21 декабря его в палате не обнаружили: после свидания с какими-то «приятелями» он исчез. Весь персонал клиники был крайне обеспокоен побегом, зная о его суицидальных намерениях. В других медицинских учреждениях не обратили бы внимания на самовольный уход и тут же выписали домой. Но в психиатрических больницах персонал несет ответственность как моральную, так и юридическую не только за лечение больного, но и за его поведение, как в лечебном учреждении, так и первое время после выписки до передачи его под диспансерное наблюдение. В клинике приняли меры по розыску беглеца. Искали его по городу всюду. Лечащий врач Арансон звонил родным и знакомым Есенина, а у кого не было телефона, ездил к ним на квартиру. Позже выяснили, что накануне к нему на свидание приходили двое приятелей, принесли с собой зимнее пальто, шапку и обувь, и он под видом посетителя прошел мимо охраны.